— Отнесет твое письмо ей, а ее ответ тебе, ты ей снова напишешь, она тебе ответит, ты опять письмо, она — ответ, ты…
— Да, да, ты уловил суть. И в ходе этой переписки мы разработаем план, как нам встретиться. Слушай, ты не в курсе, сколько нужно ухлопать времени на свадебные формальности?
— Понятия не имею. Но если ты раздобудешь у архиепископа разрешение венчаться без церковного оглашения, можно провернуть все в два счета.
— Раздобуду я это разрешение. Хоть два, хоть три. Слава богу, гора с плеч. Я будто заново родился. Побегу, надо поскорее рассказать все Дживсу. Вечером он уже сможет быть на яхте.
И вдруг умолк. Опять стал мрачнее тучи, в глазах зачлось прежнее подозрение.
— Слушай, а она в самом деле любит меня?
— О черт, ведь она сама тебе это сказала.
— Сказать-то сказала. Но разве можно верить женским признаниям?
— Да ты что, опомнись!
— Они все такие насмешницы. Может, она смеялась надо мной.
— Стыдно, Чаффи.
Он горестно задумался.
— Все-таки очень странно, что она позволила тебе поцеловать себя.
— Я застал ее врасплох.
— Могла бы дать тебе по физиономии.
— Зачем? Она чутьем угадала, что я обнимаю ее как брат.
— Хм, как брат?
— Исключительно как брат.
— Ну что ж, может быть, — с сомнением вздохнул Чаффи. — Берти, а у тебя есть сестры?
— Нет.
— А если б были, ты бы их целовал?
— Беспрерывно.
— М-м-м… ну, не знаю… Может, ты и не врешь.
— Слово чести Вустера, ему-то ты веришь?
— Не особенно. Помню, на втором курсе в Оксфорде ты сказал мировому судье утром после Гребных гонок, что твое имя Юстас Г. Плимзол и что ты живешь в Далидже на Аллин-роуд.
— Тогда был особый случай, требовалась особая гибкость.
— А-а, ну что ж, конечно… да, ты прав… Так, наверно и надо было сказать. Но ты даешь клятву, что сейчас между тобой и Полиной совершенно ничего нет?
— Клянусь: ничегошеньки. Мы с ней сейчас со смеху помираем, когда говорим о том кратковременном с сумасшествии в Нью-Йорке.
— Смеетесь? Я что-то не слышал.
— Мало ли что не слышал.
— Ну ладно… пожалуй… что ж, там видно будет, а пока я пойду писать ей письмо.
И он ушел, а я сел, задрал ноги на каминную доску и стал приходить в себя. Да, денек выдался не из легких, я основательно подустал. Один только недавний обмен мнениями с Чаффи порядком истрепал нервную систему. Поэтому когда заглянул Бринкли и пожелал узнать, в котором часу я предполагаю обедать, мысль об одиноком стейке с жареным картофелем здесь, в коттедже, показалась мне малопривлекательной. Мне не сиделось дома, подмывало сбежать.
