Вопрос дотаций, впрочем, отпал очень скоро. Молниеносно отреагировал сам президент, заявивший, что ни гроша Окленд на эту авантюру не получит. О дотациях довольно скоро забыли – но сама проблема «языка эбоникс», однажды появившись, исчезать уже не собиралась.
Хотя бы потому, что не только – и не столько – о дотациях и прочих финансовых благах шла речь. Совет в Окленде своим постановлением объявил во всеуслышание – и вполне официально – что «черный английский» более никакой не жаргон и не сленг, а полноправный язык, корнями уходящий в далекую Африку. (Никто при этом не ломал себе голову над тем, почему же в активном словаре новоявленного «языка» не наблюдается ни обилия, ни даже заметного присутствия слов из африканских языков. Раз говорящие на «эбоникс» этническими корнями своими оттуда, там же постановили быть корням и самого языка. Согнув науку под вычурную кривую идеологии. Тем более, что с языкознанием это не впервой.)
Стоит заметить, что «эбоникс» – при всех его грамматических вывихах и нарочито искаженном произношении – стоит куда ближе к «нормальному» английскому, чем, скажем, блатная «феня» к русскому языку. В некотором приближении его можно сравнить с русским типа «тащиться в натуре», «кончать базар», «быть по корешам» и так далее. Уверяю вас (а особо дотошным предлагаю послушать любую из записей рэпа, музыки, которая вся скандируется именно на «эбоникс»), что я нисколько не окарикатуриваю. Во всяком случае, для белых американцев не составляет никакого труда понимать «эбоникс», который по новым канонам становился бы для них ничем иным как иностранным языком.
Казалось бы, все понятно – еще одна пьеса из репертуара либерально-бюрократического театра абсурда. Не первая, и уж наверняка не последняя. Но тогда как объяснить тот шквал эмоций, захлестнувших Америку в связи с одним-единственным решением какого-то одного провинциального совета по образованию?
Во– первых, именно потому, что не первая это абсурдистская пьеска. Молох либерального законотворческого безумия уже прокатился по социологии и демографии (с изъятием одних данных и подтасовкой других), психологии и истории (с возвышенной поэтизацией наследия индейцев и негров и навешиванием все новых и новых исторических грехов на имманентно паразитическую белую расу), политике и экономике (с обязательными расовыми квотами и «дискриминацией наоборот»).
Во– вторых же потому, что, как и все предыдущие шедевры абсурдистского репертуара, этот последний был направлен все на тот же объект: "
