Глаза дакоты сверкнули.
— Майор Смит! Я приехал открыто. Ваш воин проводил меня сюда. И я покину форт так же свободно, как и пришел, или ты обманщик, а не мужчина!
Смит покраснел от гнева.
— Краснокожая собака! Ты не достоин того, чтобы на тебя распространялось понятие офицерской чести! Не перед тобой, а перед своей совестью я буду держать ответ. Если Адамс обещал тебе неприкосновенность… Адамс, ты сделал это?
— Разумеется, да, — решительно ответил тот.
— Тогда, краснокожий, иди. Я не выношу лжи и обмана. Иди… Но едва нога твоя ступит за ворота, слово теряет силу.
Вождь огляделся, как бы что-то прикидывая.
— Хорошо, — сказал он. — Пусть будет так. Я свободно покину ваш форт. Едва нога моя ступит за ворота, делайте что хотите, Можете попытаться убить меня. Я сказал, хау!
Окружающие одобрили решение, принятое комендантом. По их мнению, это был смертельный приговор для индейца, только вместо веревки он выбрал пулю. Адамс повернулся к коменданту.
— Майор, — сказал он, — по-вашему, я совершил ошибку, но то, что должно произойти здесь, это — убийство.
— Молчать! Краснокожий не мальчик, он сам знает, чего хочет. Он выбрал! Баста!
Адамс взглянул на индейца. На лице вождя промелькнула едва заметная усмешка. Взгляды дакоты и белокурого парня на мгновение встретились, и индеец почти незаметно шевельнул веком, как бы говоря: «Предоставь это дело мне». Адамс отошел в сторону. В этот момент раздалось два выстрела. Адамс оглянулся. Он увидел в руке майора еще дымящийся револьвер. В нескольких метрах от него стоял Роуч. Рука лейтенанта была в крови, револьвер валялся на земле.
— Я предотвратил нарушение слова, — сказал седовласый майор. — Лейтенант Роуч, вы же знали, что индейцу гарантирована неприкосновенность до порога!
Послышались нелестные для лейтенанта возгласы. Теперь Адамсу стало ясно, что случилось. Вероломный Роуч хотел выстрелить в индейца. Майор выстрелом выбил из его руки револьвер. Адамса это порадовало. Майор оказался человеком слова.
Смит приказал открыть ворота. Караульный медленно распахнул обе створки. Солдаты и вольные всадники расположились по обе стороны ворот. Некоторые вскочили на коней и выехали за ворота, чтобы отрезать путь индейцу. Несколько человек разместились у бойниц палисада, причем сделали это с неохотой, только по особому приказу майора: они не надеялись, что, находясь там, смогут принять участие в предстоящей пальбе.
Вождь тоже готовился, правда, никто ничего не мог понять в этих приготовлениях. Ружье в кожаном чехле он пытался привязать к волосяной петле, накинутой на шею животного. Жеребец, казалось, не соглашался со своим хозяином. Он дергал головой, танцевал на месте, бил неподкованным копытом и даже пытался укусить ружье. Повод рванул его морду назад. Буланый взвился на дыбы, дал свечку… Словом, всадник и животное представляли собой зрелище, которое заставило забиться сильнее сердце каждого наездника. Конь прижал уши и скосил глаза так, что засверкали белки. Все это не сулило ничего хорошего.
