Он без тени улыбки посмотрел на Джексона, который тем не менее спросил:
— Каким автобусом вы уехали?
— Наверное, в час сорок? — Он опять обращался к Миранде.
Та коротко кивнула:
— Если успел. Я видела, как ты выходил. Не видела, как ты влезал в автобус, но у тебя было достаточно времени.
Он вздохнул, на этот раз с облегчением:
— Вот видите, инспектор! Она всегда все знает.
Джексон с угрюмым видом продолжал задавать вопросы, но, как и следовало ожидать, отчет мистера Ремингтона о том, как он провел день, был очень невразумительным. Ходил, глядел на старые дома. Закончил поиски нужного оттенка. Видел машину Певерила, стоявшую на Рыночной площади. О нет, он понятия не имеет, во сколько это было. Он выпил кофе в закусочной, но в какой, хоть убей, не помнит. Забрел в художественный салон, какое-то время разглядывал работы молодого художника, который использует совершенно новую технику. Конечно, она еще не совсем отработана, но чувствуется стремление к предельной точности.
Инспектор с облегчением обратился к Джону Робинсону:
— А вы, сэр?
Робинсон словно нарочно подчеркивал свой деревенский выговор.
— Боюсь вас огорчить, но я тоже был в Ледлингтоне. Только я поехал не на автобусе, а на велосипеде, и… боюсь, не смогу назвать точное время отъезда и приезда. Выехал после того, как поел — где-то в середине дня, но я ем, когда хочется есть, а не по часам. Я вообще не собирался ехать в Ледлингтон, это получилось случайно. Я собирался в лес Роубури, но там стреляли, и я повернул обратно, но тут увидел, что Ледлингтон неподалеку, и решил туда заскочить.
— Вы даже примерно не знаете, когда это было?
— Полагаю, около трех. Ручаться не могу, я как-то не задумывался о том, который был час.
— Около трех. И что же вы делали, мистер Робинсон?
— Приехал в музей, походил там. Вы знаете, я интересуюсь птицами, а у них коллекция Хедлоу.
— Как долго вы там были?
— Ах, вы меня поймали! — сказал Робинсон. — Понятия не имею. Время, знаете ли, вещь переменная, как сказал Ремингтон. — Он очень удачно спародировал интонацию Ремингтона. — «Долгие линии скал, разрываясь, оставили пропасть, а в пропасти пена и желтый песок», как сказал поэт. Вы, конечно, понимаете, к чему это относится. — Он насмешливо оглядел компанию. — Музеи часто оказывают такое воздействие, как старый английский клуб: впадаешь в спячку, практически неотличимую от смерти. Опасность в том, что тебя могут, не разобравшись, похоронить. Надеюсь, что хоть это проделают красиво. «Маленький порт редко видал более пышные похороны». Естественно, вы узнали цитату. Один из ляпсусов Теннисона. Не хочу, чтобы кто-то принял стихи за мои.
