Не знаю, где и как она провела это время. А на третий день на Солткоутс-роуд явилась некая женщина, назвалась Энн и забрала письмо от Лилиан. Возможно, это и в самом деле была Энн, а может, и нет. Если это была Энн, то получается, в тот день ее в последний раз видели живой. И вот еще что: сумочка Энн — живой Энн, а не той бедняжки, убитой в подвале, — та сумочка, где лежали деньги… Нет, я все не правильно рассказываю, так я тебя только запутаю. Подожди минутку… У Энн, у живой Энн, той, которая сейчас в Хэйликотте, была с собой сумочка. Я хочу сказать, когда мисс Силвер увидела ее в автобусе. Это важная деталь, потому что раньше о сумочке говорила только сама Энн, та, которая жива, но ей кажется, что сумочка не ее;.
Что она принадлежала убитой девушке. Думаю, эту сумку Энн купила сразу после того, как прибыла в Англию. У нее с собой было мало вещей, и сумочки не было точно.
— Но ты не можешь утверждать, что сумка не принадлежит второй девушке?
— Нет, я точно ничего не знаю, я могу только предполагать. Мне такое предположение кажется довольно разумным.
— А какие именно предметы лежали в той сумочке?
— Носовой платок, письмо от моей тетки Лилиан, в среднем отделении — банкноты на сумму десять фунтов и немного мелочи в боковом кармашке. А еще — фонарик, который, по словам Энн, она достала, чтобы рассмотреть тело, а потом убрала обратно. Вот и все.
Фрэнк немного помолчал.
— А эту бусинку ты нашел в подвале дома на Лайм-стрит?
— Да, Лайм-стрит, тридцать семь.
— И ты уверен, что она из тех бус, которые были на шее у Энн?
— Послушай, я ни в чем не уверен. Если бы мы были в России, то ни о какой уверенности и речи не могло бы быть — там каждая вторая девушка носит такие бусы. Но поскольку мы в Лондоне… — Он развел руками. — Разве ты не видишь — все складывается одно к одному. Шарик из русских бус оказался на полу в подвале пустого дома. А сам пол до того места, где стояли доски, тщательно подмели и вымыли. Говорю тебе, в том подвале убили девушку. И я хочу знать, кто это сделал! И почему.
В Чантризе Джим появился на следующее утро. Харриет встретила его равнодушно, Лилиан же — бурей эмоций.
Улучив минуту, когда Энн осталась одна, Джим шепнул:
— Мне нужно с вами поговорить. Наденьте шляпку и выходите. Мы идем прогуляться, — добавил он, когда Лилиан вернулась в комнату.
— О! — удивилась та, а затем затараторила:
— Ну, это не слишком удобно, даже весьма неудобно, но если хотите… только лучше все-таки после ленча!
