— Скоро будет четырнадцать лет, как он помер, — заметил Альбер.
— Да, верно. Он постарше меня был, хотя мы вместе учились в школе. Живи он сейчас, так глубокий был бы старик! Но, бьюсь об заклад, что он все еще помогал бы в хозяйстве, на других не взваливал бы работу. Вот погляди на меня: я пока что не рассыпался и не собираюсь рассыпаться.
— Дядя Гюстав от несчастного случая помер.
— Да, да. Мне рассказывали. Что ж поделать, — так или иначе, а умирать придется. Про Сову ты слыхал?
— Слыхал, господин Обуан.
— Так вот, у меня ее сын работает. Я взял его, потому что матери теперь уж совсем не до него, она и с собой-то никак не управится. А он славный парнишка. Старательный и толковый. Из него хороший работник выйдет. Я пока что приставил его к скотине. Право, можно подумать, что отец его настоящий был землероб, — с лукавой улыбкой заметил Обуан. — Да, Альсид хороший парнишка.
— Его Альсидом звать? Он у вас работает?
— Правильно.
— Некоторые говорят, что он сын моего дяди, — сказал Альбер, глядя прямо в глаза Обуану.
— А что ж, возможно, хоть этой самой Сове верить трудно. Я говорю «возможно», потому что Гюстав в те годы не такой уж был развалина. Вот спроси у Селины, каков я-то был тогда! Так, может, и правда, мальчишка-то тебе родней приходится.
— Ну, значит, можно порадоваться, что он хорошо работает.
— Что ж, мы им довольны. Правда, Мишель?
— Да, — ответил Мишель. — Малому только тринадцать лет, а старается, как взрослый.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал Альбер.
— Еще стаканчик выпьешь?
— В полдень нельзя. Работы еще много. А выпьешь — раскиснешь. Никак нельзя.
— Верно говоришь, парень. Молодец! Так, значит, решено? Присылай ко мне отца.
— Непременно пришлю.
— Ну, желаю удачи.
— И вам того же, господин Обуан.
Весьма учтиво простившись с хозяином дома, Альбер вышел впереди Мишеля и только за порогом надел фуражку. Около бороны они пожали друг другу руки, крепко и решительно, словно уже заключили сделку, и, скрепляя ее, ударили по рукам. Альбер разобрал вожжи. Он уже собирался взобраться на сиденье, но Мишель сказал ему:
— Гляди, вон Альсид. Видишь? Вон там.
Альбер повернул голову и увидел красивого паренька, ладного, живого, проворного. Нельзя было сказать, что он похож на покойного Гюстава (Мари хранила пожелтевшую, выцветшую фотографию, где он был снят в форме кирасира; несмотря на работу времени, в молодом солдате можно было узнать черты старика Тубона) ; впрочем, у мальчика были, так же как у Гюстава, светлые глаза, только не голубые, а зеленовато-серые, но красивого оттенка, который не портит впечатления.
