— Значит, нельзя так оставить? — сказала Адель уже совсем другим тоном. — Нельзя… А что же сделать-то?
Все они знали, что сделать, но не хотели сказать этого. Они знали, что старик не должен дожить до дня рождения ребенка, раз он лишь после появления младенца на свет хочет выполнить свое решение. У них впереди еще было шесть, может быть, семь месяцев, но выход из положения надо было найти заранее, и каждый знал, что, чем скорее они его найдут, тем будет лучше. Да, нужно было найти выход, это был вопрос жизни или смерти, — для них самих, разумеется, а главное, для «Края света». Если хозяйство порушится, им придется идти в люди, батрачить в чужих хозяйствах, наниматься; и эго бы еще с полбеды, но вся жизнь их потеряет смысл, — они существуют для того, чтобы возделывать землю, пусть неблагодарную по сравнению с землей Обуана, но свою собственную.
— Старику-то семьдесят два года, — сказал Морис, как будто утверждая, что Гюстав Тубон пожил достаточно и роковых шесть месяцев не протянет.
— Это ничего не значит, — бросил Фирмен. — Пойди-ка на кладбище, погляди на могилы Тубонов, увидишь, какие они живучие, Гюстав часто нам говорил, что его отец в восемьдесят лет как-то раз сказал сыну, когда тот уже думал про себя, что старик зажился на свете: «Адольф Тубон умер в девяносто шесть лет… а Фидель — в восемьдесят восемь, Ансельм — в восемьдесят девять лет». А сам старик помер девяноста семи лет! «У нас в роду подолгу живут», — сказал он Гюставу. — Вы, поди, помните, как его хоронили. Не так давно это было.
— Да, — сказала Адель. — Нельзя же ждать двадцать лет. Что с нами будет через двадцать лет?
— Полгода! — испуганно воскликнула Мари.
— Вот именно! — мрачно сказал Фирмен.
Снова наступило глубокое молчание. Сушняк в очаге догорал, пламя постепенно сникло, не допитый кофе в чашках совсем простыл. Уже плохо стало видно в этой большой комнате на «Краю света», где сейчас было так тепло и уютно среди непроглядного ночного мрака: ведь тут была как бы особая клеточка, добавленная кпланете — во всяком случае, к той земле, которая кончалась вот тут, на краю оврага, тогда как земля Обуана, находившаяся по другую сторону оврага и являвшаяся границей мира для обитателей фермы, простиралась вдаль к горизонту и могла раскинуться еще дальше, так как Обуан теперь запросто заключал сделки с соседними богачами, как ровня с ровней.
— Вот именно, — повторил Фирмен. — Если старик еще проживет полгода или там семь месяцев… мы знаем, что будет, а если помрет до того времени, мы останемся в своей семье.
