Она медленно вскинула подбородок.
— Где я буду ночевать? Я утомлена и хочу спать. Леонтий тут же отставил миску.
— Конечно, конечно, прекрасная госпожа. Он взял из очага пылающую головню и кивком пригласил Эмму к выходу. На второй этаж вела витая деревянная лестница. По-видимому, грек хорошо знал этот дом. Он проводил ее в верхнее помещение, мансарду, где хранилось сено. Но явно не спешил уходить. Зажег небольшой светильник, выбросил пару головню, повернулся и закрыл дверь.
У Эммы все похолодело внутри, когда она поняла, что он не собирается уходить. И опять лицо его зловеще окрасилось отвратительной улыбкой, от которой к горлу молодой женщины подкатывала дурнота.
— Вы с ума сошли. Немедленно вон!
— Зачем? Здесь нам никто не помешает. — медленно двинулся к ней.
На лице Эммы появился ужас, столь яркий и затравленный что Леонтий разразился громким смехом от восторга и предвкушения забавы. И резко умолк, тяжело дыша. И все улыбался. О, как жутко он улыбался!..
Грек медленно облизнул пухлые губы. Заговорил хрипло:
— Я захотел попробовать вас, едва только увидел. Ваша кожа, рот… Я хочу вдохнуть ваш запах, я хочу грызть и целовать вас, хочу владеть вами.
Эмма в ужасе отступала от него, лихорадочно оглядываясь, ища, чем бы обороняться. Сено, одно сено.
— Вы не посмеете! Я жена вашего господина, я сообщу ему, и вас накажут… кастрируют… вздернут.
Она уперлась спиной в стену, когда Леонтий вдруг дико захохотал.
— Герцогу?.. А что вы для герцога? Увидитесь ли, вообще? Он сказал, что я могу с вами делать что заблагорассудится, что для него будет хорошо, если вы вообще исчезнете, принцесса Эмма, которую он так добивался и которая не оправдала его надежд. Он вдруг зарычал как зверь и бросился на нее. Она кричала и отбивалась. О небо — она и не ожидала, насколько он силен.
Не смей! Пусти меня! Он все так же рычал, до боли сжимал ей грудь, закручивал руку. Она звала на помощь — кого? Они рухнули на сено и боролись, пока он не подмял ее под себя. О, когда-то она падала в обморок, едва ее касался мужчина. Сейчас же она лишь вырывалась, отчаянно, безнадежно.
На помощь!
Никто не придет. А если и придет, то только затем, чтобы держать ее. Она в ловушке, как когда-то давно, когда Ролло бросил ее в руки своим воинам. Откуда у нее брались силы? Она сопротивлялась, и этим словно только распаляла грека, она пыталась сбросить его, но он лишь хохотал, потом навалился на нее и стал душить. «Я умираю, — подумала она. — Это хорошо, это конец».
