Это была месть в духе прежних хозяев кольца, но Катю она вполне устраивала — в конце концов, Мартинелли ее тоже не пожалел.
Она поднялась со своего места последней — спешить было некуда — и неторопливо двинулась к выходу из самолета, гадая, будут ее встречать, или процесс распада в здешних краях зашел уже так далеко, что про нее просто-напросто забыли. На боку у нее висела спортивная сумка, в которой лежали зубная щетка, тюбик пасты, расческа и смена белья — на предложение Мартинелли собрать вещи она ответила вежливым отказом, да и собирать после визита грабителей было особенно нечего.
На верхней ступеньке трапа она остановилась и посмотрела вниз. Встречающие были видны за версту — от двух сержантов и возглавлявшего троицу лысоватого жердяя в коротковатом цивильном пиджаке так и веяло родной российской безнадегой: привет, Скворцова, а мы тут прямо заждались. Катя вздохнула почти с облегчением: можно было перестать волноваться, поскольку ее судьба теперь была решена на много лет вперед... А может быть, вместо долгих лет ей отпущены короткие недели, которые потребуются на то, чтобы вынести ей приговор и привести его в исполнение... «Да наплевать», — сказала себе Катя и стала неторопливо спускаться по трапу. Надо было быть полной дурой, чтобы надеяться на то, что о ней забыли. Никто не забыт, ничто не забыто — ведь совсем недавно эта страшноватая фраза смотрела с каждой газетной страницы, чуть ли не с каждой стены!
За спинами встречающих, поставленная так, чтобы не мешать аэропортовскому автобусу, поблескивала черная «Волга» с антенной радиотелефона на крыше. «Бог ты мой, — подумала Катя с болезненным чувством узнавания, — „Волга“! Это ж надо!..» Впрочем, ни восторга, ни ностальгии, ни хотя бы страха Катя не ощущала — все было серо, буднично и смертельно скучно, словно она никуда и не уезжала.
— Ба! — с наигранной веселостью заорал человек в штатском, так что спускавшиеся по трапу пассажиры невольно шарахнулись в сторону. — Привет, Скворцова! А мы тут прямо заждались!
Катя на мгновение прикрыла глаза, не зная, как ей реагировать — смеяться или плакать, а когда открыла, первым, что она увидела, была пара вороненых наручников, которые, как маятник, раскачивались в приветственно поднятой руке штатского. «Никто не забыт, и ничто не забыто, — говорили наручники. — Привет, Скворцова, мы уже заждались», — говорили они.
Катя снова остановилась и полной грудью вдохнула горячий воздух, насыщенный парами керосина и запахом нагретого металла. Родину не выбирают, сынок, вспомнился ей старый анекдот.
