Размышления о Кристе Т. | страница 61
Я вижу, как он идет, ее писатель, и я слышу, как она говорит о нем. Она проводит его через многое: через нервную чувствительность , к примеру, ибо не желает нарушить непосредственность восприятия; многое в нем она, по ее признанию, любит: несломленный артистизм, который толкует себя как совершенную человечность . Многое в нем она отрицает: бегство поэзии от грозящего распада человеческой личности на окраину событий . Она не способна обмануть никого из тех, кто понимает прочитанное, возможно, в этот единственный раз она и не хотела обманывать касательно беспокойства, которое притаилось за этими строгими и справедливыми оценками. «Я» здесь не присутствует, конечно же нет. До поры до времени «Мы» или «нечто». Ужас ненадломленного человека, влюбленного в жизнь, перед неизбежностью смерти, перед угрозой небытия все время веет на нас со страниц его творений … Она же, пишущая, — добраться до сути вещей я могу, лишь когда пишу о них , — чувствует, как ее искушает, как ей грозит эта тяга к второстепенному, к незначительным проявлениям природы, к частному случаю, к прозрачному, простому образу. Уклоняться от уродливого — о как она это понимает! Исполнившись смирения, вырабатывать в себе мужество и волю к жизни и пытаться передать это читателю… «Некто» готов последовать туда за писателем. Охотно позволяет увлечь себя в ограниченный мир его образов, обаятельный, богатый чувствами , замечая, однако, что они как личности постепенно умаляются из-за упорного замыкания в темах — любовь, семья: при столь скудных человеческих отношениях пламя вскоре опадает …
«Некто» должен дистанцироваться от этого, оттолкнуться, собраться с духом, даже если все это обернется против него самого. Вот что истинно: конфликты захватывают всего человека, целиком, повергают его на колени, уничтожают в нем веру в самого себя. Впрочем, все они мало общаются друг с другом, их возможности защитить себя ограничены. Из чего, собственно, и вытекает их нежизнеспособность .
Предательское «собственно». Так отвечают на возражения. Так говорят о своих современниках, с которыми хочешь не хочешь приходится себя сравнивать. Кто мог бы теперь удержать безудержный поток ее речей? Кто мог бы заставить ее поднять глаза, выслушать, в чем ее хотят упрекнуть, теперь наконец-то упрекнуть, и почему лишь теперь? Но она упорно представляет на рассмотрение свои взгляды, она не поднимает голоса, она сама призывает себя к порядку, запрещает себе увлечение, которое трудно не заметить: