Нет, гнать, гнать саму мысль об этом!
Не для того десятки лет создавали они эту империю, чтобы теперь уподобиться шакалам и отрывать от добычи куски, посильные их зубам. И выжидать, когда отвернётся Повелитель. Не для того полмира опрокинуто навзничь ханским конём и носит на измятом своём теле клейма от его подков… Не для того десятки тысяч жизней ордынских нукеров нанизаны на копья чужеземцев.
Не для того!
Ему ли, некогда бедному оролуку, что имел за душою лишь захудалый улус обедневшего угасающего рода, забывать, ЧЕМ он обязан Чингисхану?! Ему ли — не помнить собственную клятву, данную на могиле своей первой жены Тшейги и малолетнего сына Ороглуя, растерзанных тайчиутами… Он тогда не просто поклялся отомстить, но и присягнул на верность Темучину. Ещё простому вождю, ещё не объединившему под своей властью все монгольские племена, все поколения, живущие в войлочных кибитках…
Такие слова никогда не гаснут. Улетели давным-давно… а, поди, до сих пор бьются в заглушающем всё пухе облаков.
«Клянусь, под неусыпным взором Вечного Неба, всегда помнить… »
Он помнил эти слова, И другие, вылетевшие из уст Темучина: «Верных людей надо готовить с молодости, чтобы мужали вместе с тобой, чтобы знали и помнили, что без тебя они — ничто на этой земле».
…Походный лагерь уже стряхнул с себя дрёму. Всадники седлали коней, подгоняли упряжь. Будоражащим металлическим голосом завыла труба дунгчи Тасигхура. Ей ответили дунгчи остальных восьми тысяч Чёрного тумена. С небольшим запаздыванием спереди долетела далёкая песнь труб шестого тумена, именуемого Белым. Остальные четыре тумена Орды безмолвствовали, должно быть, отстали не менее чем на полдня пути.
Тому имелось объяснение… Третий, самый потрёпанный в боях тумен, был переведён в арьергард, где, восстанавливая силы, покуда охранял многочисленные обозы с ранеными и огромной военной добычей. Второй и четвёртый корпуса окружали ставку Великого Хана, потому двигались в полной боевой готовности, не снимая с уставших лошадей броневого снаряжения. Там же была и вторая тысяча гвардейского тумена, непосредственно окружавшая ставку повелителя живым щитом. Пятый — Гнедой тумен, — рассредоточившись на тысячи и сотни, уже третий день сопровождал основную часть Орды, двигаясь в многочисленных дозорах по обе стороны от главного пути.
После обмена звуковыми сигналами, означавшими «Всем! Внимание!», степь притихла.
И вновь, по указанию Хасанбека, поднёс Тасигхур к губам свою серебряную трубу. Взвилась ввысь пронзительная короткая песнь и зависла, увязла в мягком пухе облаков. Услыхав её, разгладились суровые лица воинов.
