Покой давно не гостил здесь. Поэтому в неровном свете факелов меж полами халата, что разошлись немного в стороны, — тускло мерцало воронёное железо; с кольчугой хан не расставался даже во сне. В изголовье же — притаилась неизменная спутница — сабля, неведомая постороннему глазу.
На самом деле укутанное в синий халат тело, разметавшееся на подушках, принадлежало стареющему барсу, который привык доверять единственному человеку в мире — самому себе.
Лицо Великого Хана было безмятежно. Лишь ненадолго сошлись к переносице брови, собирая глубокие морщины, да тут же разгладились. Чуть дрогнули сомкнутые веки. Уголки губ поползли вверх в полузаметной улыбке. Должно быть, снилось что-то приятное. Ой, снилось ли?!
…Великую Степь снова будоражило.
Опять взметнулись до неба пылевые облака из-под ног тысяч скакунов, несущих на себе безжалостных воинов. Опять всадники рвались за горизонт, готовые в любой момент перестроиться в ударные колонны. И, как от страшного степного пожара, заполошно спасались от них звери и птицы.
Стремительно растущий, неугомонный и жадный хищник — монгольская кочевая империя — ворочался в своих пределах, что становились тесными всякий раз, как только затягивалась передышка между военными походами. Огромному телу зверя опять мешали границы. Зверь желал расти дальше… И всё новые и новые народы с обоснованными опасениями прислушивались к сообщениям купцов, прибывавших из грозной Орды, — не на них ли обратится в этот раз воспалённый, горящий взор непобедимого Чингисхана?..
Купцы, воротясь из опасного путешествия, приносили тревожные, нерадостные новости. По их рассказам выходило, что в начале этого года, совершив очередной победоносный поход, на Хорезм, хан Чингис вернулся в Монголию. При появлении слухов о его приближении распался и без того шаткий союз тангутского царства Си Ся с окрестными племенами. Не рискнули вожди племён открыто дружить с тангутами, не решились разделить на доли малые гнев неделимый хана Великого. Гнев был страшен, ибо не поддержали тангуты поход его на Хорезм, не выделили затребованного им количества воинов… Страшнее предательства ничего не бывает. В какой бы форме оно ни выражалось — в вероломном нападении или же в неоказании военной помощи.
Объявившись в подвластных ему просторах, Чингисхан первым делом послал к правителю тангутов посольство, и в непреклонной форме потребовал от царства Си Ся покорности, а сына правителя — в заложники. На что старый лис Дэ-ван, правивший царством, ответил отказом и принялся спешно готовиться к войне.
