Это же строение формы как таковой вообще не имело. Шло оно каскадом. Начиналось как трехэтажное, потом скачками переходило в четырех-пяти-шести и так до двенадцатого. Эдакая гигантская лестница. На самом верху (пентхауз?) была выстроена башенка с круговой галереей, разделенной на отсеки-лоджии и конусообразной крышей. Короче, зданьице было жутко уродливо. Особенно нелепо смотрелась башенка, казалось, что ее стыбзили со средневекового замка, присобачили к ней балконик, и прилепили все это великолепие к наспех построенному овощехранилищу.
— Кошмар! — озвучил всеобщее мнение Лева.
— Да уж, — согласился Зорин. — Особенно башня. Не хотел бы я в ней жить.
— А тебя туда и не поселят, — хмыкнула я, — там, скорее всего, номер люкс, смотри, какие на окнах жалюзи. И тарелка спутниковая торчит.
— Не номер, а номера, — приглядевшись к «пентхаузу», сказал Юрка. — Глянь, галерея разделена на отсеки. Значит, номеров четыре штуки. Не дай бог, один достанется нам! Я высоты боюсь…
— Тем более тринадцатый этаж, — встрял суеверный Лева. — Не хорошо это…
— А мне бы хотелось комнату на первом, — поделилась я.
— Тоже высоты боишься? — сочувственно спросил Зорин.
— Не в этом дело. Просто легче будет Соньку втаскивать в корпус. Там балконы низко.
— А зачем ее втаскивать? — удивленно спросила недогадливая Эмма.
Я решилась уже сказать ей правду, но тут произошло нечто странное…
Сначала мы услышали далекий вскрик, потом, после пятисекундной паузы, треск, шуршание и глухой, но сильный удар об землю.
— Что это было? — прошептала Эмма.
— Как будто что-то уронили с большой высоты, — так же тихо сказал Зорин.
Тут тишину разорвал пронзительный женский крик, потом к нему присоединился еще один и еще. Уже через пол минуты до нас донеслось целое бабье многоголосие.
— Что там такое? — пробормотал Лева.
Я не стала гадать. Бросив сумки, я ринулась на крик. Судя по пыхтению за моей спиной, остальные последовали моему примеру.
Когда мы продрались сквозь кустарник и завернули за угол, то увидели толпу орущих женщин. Они стояли кучкой, сгрудившись вокруг чего-то, что их так напугало, и верещали. Кто-то с всхлипами, кто-то с подвыванием, кто-то с причитаниями. И все, как одна, приложив руки к вздрагивающей груди.
— Что здесь случилось? — прокричал Зорин, кинувшись к ним.
Женщины все, как одна, повернули головы, в унисон всхлипнули и без слов расступились, чтобы мы смоги сами увидеть, что…
… На сочно-зеленой траве, раскинув руки, лежала женщина. Она была еще довольно молода (руки были гладкими с ухоженными ногтями). Светловолоса. Судя по всему, небольшого роста и хрупкой комплекции. Лежала она неподвижно. Лицом вниз. Странно разбросав ноги. Левая была чуть согнута и выставлена вперед, правая вывернута так, будто у нее колени не впереди, как у всех нормальных людей, а сзади. Из рваной раны на бедре торчала окровавленная кость. Голова была неестественно вывернута. Из-под щеки на траву уже натекла огромная лужа крови.
