Маноло не мог ответить. Горло его сжалось и стало жутко сухим.
— Давай, — настаивал Хайме, смеясь и таща Маноло за собой.
— Не… не хочу я прыгать, — ухитрился сказать Маноло, не дойдя до телеги.
— Почему? — удивился Хайме. — Почему ты не хочешь прыгать?
Тут-то и появился хозяин телеги. Он и мальчишки заметили друг друга одновременно.
— Убирайтесь! — закричал погонщик, кидаясь к ним с кнутом в руке.
Но мальчики уже бросились врассыпную. Они неслись по дороге, смеясь и крича. Убежали все, кроме Маноло.
— Убийцы! Разбойники! — вопил погонщик, потрясая кнутом вслед исчезавшим.
Маноло почти не обращал на него внимания.
Если бы погонщик не вернулся, думал он, его друзья, конечно, заметили бы то, что знал теперь он сам: он испугался, он трус.
— Вы мне сено раскидали! — продолжал погонщик. Маноло чуть не подпрыгнул и наконец-то обернулся к кричавшему человеку. — Вы, мальчишки, мне всё сено по дороге раскидали! И мула моего напугали!
— Я сложу ваше сено обратно, — предложил Маноло, чувствуя себя более скверно, чем когда-либо в жизни.
— Убирайся, пока я кнутом по тебе не прошёлся! — закричал погонщик, наклоняясь и подбирая рассыпанное сено.
Маноло хотелось, чтоб его выпороли. Он заслуживал порки за то, что испугался.
— Пожалуйста, разрешите мне помочь! — настаивал он.
— Ну ладно, помогай уж, — нехотя согласился погонщик.
Подбирая сено и укладывая его на воз, Маноло подумал, что верхушка вовсе не такая уж высокая. Но даже будь она так высоко, как ему казалось, он, сын храбрейшего из мужчин, не имел права испугаться.
Потом, медленно идя домой, он пытался вспомнить, когда ещё он, сам того не понимая, боялся и показывал это. Например, прошлым летом. Все, кого он знал, плавали или хотя бы учились плавать. Кроме него. Он не учился, потому что боялся. Он притворялся, что просто не хочет купаться. На самом-то деле он смотрел, как другие плещутся, смеются и ныряют, и завидовал им; но сам так и не попытался научиться плавать. Теперь он знал, он был твердо уверен — это потому, что он трус.
Ещё была история с велосипедом. Наверное, только он один во всей школе не умел ездить на велосипеде. Правда, своего велосипеда у него не было. Но многие владельцы велосипедов охотно одалживали их приятелям. А ему никогда даже не хотелось попробовать. Это тоже показывало, что он трус.
«Как же я жил столько лет, — недоумевал Маноло, — не зная, что я — величайший трус на земле? Это я-то, сын храбрейшего из мужчин?» От этого осознания его затошнило.
