Слушайте песню перьев | страница 67
В Месяц Цветущих Деревьев появилась Санка.
Станислава спустилась к ручью, втекавшему в озеро Ок-Ван-Ас. Шауни называли этот ручей О-ти-пи-соква — Река с говорящей водой.
Река действительно говорила. Вода то тихо рокотала, переливаясь через гладкие камни, то звенела, как серебро, разбиваясь о ветви упавшего поперек течения дерева, то пела тихим, ускользающим голосом, взбивая легкую пену у зубцов выступающих со дна скал.
Особенно приятно было слушать песни О-ти-пи-соквы под вечер, когда подножия сосен уже тонули во мгле, а стволы еще горели расплавленной бронзой и облака с золотыми кромками плыли за уходящим на покой солнцем.
И сейчас тоже был вечер, и Станислава, опустив в воду берестяное ведро, прислушалась.
Шелестели кусты подлеска, лепетала вода, тонко посвистывал ветер в вершинах сосен.
Она услышала шлепки по воде и повернула голову вправо.
Вниз по течению, шагах в десяти, она увидела девочку — крохотную, смуглую, в стареньком шерстяном платье с выцветшим орнаментом.
Девочка сидела на корточках у камней и, зачерпывая ладошкой воду, плескала себе в лицо. Вода розовыми струйками стекала по подбородку, кровянила платье. У девочки были разбиты губы.
Подхватив наполнившееся ведро, Станислава подошла к ней, взяла за руку и, всю трепетную, испуганную, готовую в любой момент вырваться и убежать, привела в свой типи.
— Садись, — сказала она.
Девочка послушно опустилась на шкуру у огня.
— Тебя как зовут?
— Санка.
Станислава осторожно взяла головку индианки в ладони и осмотрела разбитые губы.
— Кто это тебя?
— Танана.
— Твоя сестра?
Станислава знала, что ни матери, ни отцы шауни никогда не поднимают руку на своих детей. Они считают, что воспоминание об унижении будет преследовать человека всю жизнь и исчезнет только со смертью обидчика. Ударить ребенка — значит сломить его неокрепший дух.
— Танана — это подруга, — ответила Санка.
— Нехорошо. Девочкам неприлично драться. Понимаешь? Малышка кивнула.
— Давай-ка приведем тебя в порядок.
Станислава обмыла личико девочки теплой водой и приложила к разбитой губе лоскуток мягкой ткани.
— Подержи так немного.
Приготавливая болтушку из пеммикана, она искоса посматривала на маленькую индианку. Такая кроха, не больше пяти лет, ведь больно ей — вон как распух нос! — а не плачет! Они все никогда не плачут. Кажется, даже не знают, что такое слезы. Удивительное воспитание! А мальчишки? Едва научится ходить — и уже держится независимо, гордо, как настоящий воин. И не дай бог приласкать такого — наживешь врага на всю жизнь. Они не признают ласки, не любят опеки, ненавидят мягкость и слабость. Слишком сурова у них жизнь, чтобы заниматься сантиментами…