Слушайте песню перьев | страница 67



В Месяц Цветущих Деревьев появилась Санка.

Станислава спустилась к ручью, втекавшему в озеро Ок-Ван-Ас. Шауни называли этот ручей О-ти-пи-соква — Река с говорящей водой.

Река действительно говорила. Вода то тихо рокотала, переливаясь через гладкие камни, то звенела, как серебро, разбиваясь о ветви упавшего поперек течения дерева, то пела тихим, ускользающим голосом, взбивая легкую пену у зубцов выступающих со дна скал.

Особенно приятно было слушать песни О-ти-пи-соквы под вечер, когда подножия сосен уже тонули во мгле, а стволы еще горели расплавленной бронзой и облака с золотыми кромками плыли за уходящим на покой солнцем.

И сейчас тоже был вечер, и Станислава, опустив в воду берестяное ведро, прислушалась.

Шелестели кусты подлеска, лепетала вода, тонко посвистывал ветер в вершинах сосен.

Она услышала шлепки по воде и повернула голову вправо.

Вниз по течению, шагах в десяти, она увидела девочку — крохотную, смуглую, в стареньком шерстяном платье с выцветшим орнаментом.

Девочка сидела на корточках у камней и, зачерпывая ладошкой воду, плескала себе в лицо. Вода розовыми струйками стекала по подбородку, кровянила платье. У девочки были разбиты губы.

Подхватив наполнившееся ведро, Станислава подошла к ней, взяла за руку и, всю трепетную, испуганную, готовую в любой момент вырваться и убежать, привела в свой типи.

— Садись, — сказала она.

Девочка послушно опустилась на шкуру у огня.

— Тебя как зовут?

— Санка.

Станислава осторожно взяла головку индианки в ладони и осмотрела разбитые губы.

— Кто это тебя?

— Танана.

— Твоя сестра?

Станислава знала, что ни матери, ни отцы шауни никогда не поднимают руку на своих детей. Они считают, что воспоминание об унижении будет преследовать человека всю жизнь и исчезнет только со смертью обидчика. Ударить ребенка — значит сломить его неокрепший дух.

— Танана — это подруга, — ответила Санка.

— Нехорошо. Девочкам неприлично драться. Понимаешь? Малышка кивнула.

— Давай-ка приведем тебя в порядок.

Станислава обмыла личико девочки теплой водой и приложила к разбитой губе лоскуток мягкой ткани.

— Подержи так немного.

Приготавливая болтушку из пеммикана, она искоса посматривала на маленькую индианку. Такая кроха, не больше пяти лет, ведь больно ей — вон как распух нос! — а не плачет! Они все никогда не плачут. Кажется, даже не знают, что такое слезы. Удивительное воспитание! А мальчишки? Едва научится ходить — и уже держится независимо, гордо, как настоящий воин. И не дай бог приласкать такого — наживешь врага на всю жизнь. Они не признают ласки, не любят опеки, ненавидят мягкость и слабость. Слишком сурова у них жизнь, чтобы заниматься сантиментами…