И вдруг огнем загорелся прошлогодний шрам на бедре: Явор вспомнил, и так ясно вспомнил, что стало жарко. Как наяву Явор видел перед собой это же лицо, только без колпака, с темно-русой косой, болтающейся позади, — признак печенежского воинского рода. Вспыхнул блеск посеребренного оружия, в ушах взметнулся звон сабли о его меч, руки ощутили тяжесть щита, принимающего сильный удар. Только что Явор вспоминал прошлогоднюю битву за малоновгородский полон — и вот перед ним было лицо из этой битвы.
И так осознанно страшен стал взгляд Явора, что болдырь понял: он узнан. Он не помнил Явора, но сообразил мгновенно и быстрее молнии рванулся с места. Явор бросился ему наперерез, выхватив меч.
— Врешь! — хрипло выкрикнул он. — Раз ушел — больше не пущу!
Волдырь тоже выхватил саблю и встретил первый удар — раз от битвы не уйти, трусить было не в его обычае. Словно дождавшись знака, белгородцы и хазары кинулись друг на друга. В воздухе стремительно свистнули стрелы, вспыхнули под солнцем клинки. Белгородцы дали хазарам выстрелить только по одному разу, и вот уже их мечи взлетели над головами, над круглыми щитами, гулко ударились о железные умбоны. Битва, к которой оба отряда были готовы, вспыхнула мгновенно и загорелась, как охапка соломы. На каждого из белгородцев пришлось по два-три противника, но им было не привыкать к этому. Испокон века степняки, превосходя славян числом, вынуждали их воевать уменьем. Славянского отрока учили биться одному против многих, когда даже спину тебе прикрыть некому, — биться по кругу, чтобы враги вообще не видели твоей спины, чтобы ни один их удар не успевал тебя достать и проваливался в пустоту. Неустрашимого воина, которого позже стали звать богатырем, тогда звали хоробром — «хоро бор» означает «бьющийся по кругу».
Только у Явора был один противник, но этот один стоил многих. По силе первого же его удара Явор уверился, что не ошибся. Это был тот самый печенежский батыр, воевода в дружине Родоманова сына, разорившего Мал Новгород. Явор даже не успел обдумать, что означает эта встреча, у него было такое чувство, словно он в собачьей стае вдруг наткнулся на волка. Думать было некогда — его переполняла ярость и решимость не дать печенегу уйти. Печенег был сильным и опытным воином, но и Явор был непрост, — недаром его с отрочества учил Бранеяр, старый кметь самого князя Святослава.
А Медвянка наблюдала из перелеска за всем происходящим, закусив палец, чтобы не кричать от страха. Только что все было так мирно, даже любопытно, и вдруг полыхнуло пламенем! Она даже не успела заметить, с чего все началось, — так стремительно мирный разговор обратился в звон мечей. Ничего не понимая, она огромными от ужаса глазами смотрела, как Явор и один из хазар сшибаются в схватке, словно два сокола, слышала звон клинков, короткие яростные вскрики. Со всей остротой и ясностью своего впечатлительного ума она мигом осознала, что это не шутки, что перед ними враги, жестокие и непримиримые, с которыми можно разойтись только через смерть. Это чувство было так непохоже на прежнюю ее беспечальную жизнь, что само небо, казалось, рушилось над ее головой. Она не отличала степные племена друг от друга, но знала, что все они — страшные враги, дети Змея Горыныча, о котором веками поют тоскливые песни. А теперь они целились жалами в Явора и ей самой грозили наяву все те ужасы, о которых она раньше и слушать не любила. Медвянка не хотела верить, что может никогда не вернуться домой, не увидеть родных, что через считанные мгновенья, быть может, Явор будет убит, а она останется беззащитной, попадет в руки этих отвратительных черных людей, навсегда лишится воли, чести, самой жизни, что это будет уже не она, веселая и вольная городникова дочь, а униженная и лишенная всего рабыня какого-нибудь печенега или грека. Нет, нет, боги не допустят этого, ведь они такие могущественные… ведь для чего-то же они есть! Захваченная ужасом и отчаянием, Медвянка не могла даже связно молиться, а взывала к небу одним порывом сердца, бессознательно желала и ждала чуда, которое прервет этот кошмар. Она не отрывала глаз от Явора, хотя отчаянно боялась смотреть на битву; ей казалось, что если она хоть на миг закроет глаза, то Явор тут же погибнет, а вместе с ним погибнет и она сама.
