Но томиться ему пришлось недолго — стукнула дверь полуземлянки, пролетели по двору легкие знакомые шаги — не приснилась она ему! — и по тому, как тяжело, неловко застучал с той стороны ворот засов, Явор сразу понял, что она сама, девушка-огнецвет, сражается там с засовом своими белыми нежными руками.
Засов со стуком упал, и Явор торопливо, с силой, чтобы избавить ее от лишнего труда, рванул за бронзовое кольцо. А Медвянка с той стороны всем телом налегла на створку ворот — и выехала на ней прямо в руки Явору и упала бы с размаху, если бы он ее не подхватил. И эта стремительная встреча так быстро и радостно опровергла их взаимные опасения, что Медвянка засмеялась — как дурочка, что смеется без причины! — и даже Явор усмехнулся.
Медвянка была румяна после умывания, с еще не совсем проснувшимися глазами — нечасто ей случалось подниматься в такую рань! — но радостно улыбалась. После разговора в гриднице, еще раз обдумав все произошедшее, она сообразила наконец, как сильно обидела Явора и насколько он сам и его любовь заслуживали иного обращения. Поняв свою неправоту, Медвянка не на шутку испугалась; а вдруг он так обиделся, что не простит ее, передумает брать с собой? Но Явор не передумал, и она была всей душой рада ему, рада, как никогда прежде. Впрочем, разве Явор когда-нибудь отказывался от своего слова?
— Проснулась, зорька ясная! — немного снисходительно приветствовал ее Явор. — А я думал, проспишь.
— Ничего не просплю! — только и ответила Медвянка, приглаживая косу на плече, и голос ее был непривычно мягок и даже ласков. Она чувствовала себя чем-то обязанной Явору и держалась с ним удивительно кротко.
На дворе было по-утреннему прохладно, эта свежесть бодрила, наполняла ощущением чего-то нового и увлекательного. Даже бревна тына и свиное корыто, прислоненное к стене хлева, постепенно вытаивая из предрассветных сумерек, казались какими-то новыми. Весь мир был свежим и чистым, радость разливалась в душе Медвянки, как заря под небом. А ей еще предстояло ехать так далеко, увидеть столько нового! Но больше всего ее занимал Явор, словно она впервые встретила его только вчера. Зоркие глаза Медвянки замечали в нем скованность, неловкость после вчерашнего: он и хотел ее простить, но еще не мог избавиться от темного осадка обиды и недоверия. И Медвянка — невиданное дело! — просила прощения, не словами, но ласковым голосом, смущенно-ласковыми взглядами, кротостью и послушанием.
