— Ты скажи ему, что мы не со зла, ненароком, — примирительно, словно прося прощения у мертвеца, обратился кузнец к Чернаве. — Знали б, не копали бы там, пусть бы лежал в покое. Тоже ему мало радости — в чужой земле лежать…
Чернава кивнула, не поднимая век, и продолжала шептать. Несмотря на опасения, никто не мешал ей, признавая за ней право помолиться за соплеменника.
Вскоре в овраг явился священник Иоанн, присланный епископом с благословением прогнать злобную нечисть. Болгарин Иоанн, вместе с самим епископом уже несколько лет живший в Белгороде и без труда выучившийся русской речи, был человеком средних лет, невысокого роста и легкого сложения, но держался он всегда уверенно, словно обладал некой тайной силой, скрытой от чужих глаз. Его смуглое лицо имело правильные, крупные, немного резкие черты и было обрамлено густой черной бородой. Глаза, большие и темно-карие, одним быстрым взглядом успевали охватить все вокруг. Эти-то темные глаза, непривычные для светлоглазых славян, и не нравились белгородцам. Про Иоанна не говорили ничего дурного, но никто и не стремился к дружбе со служителем Бога, который для большинства оставался чужим и непонятным.
Иоанн помолился над костями, окропил их святой водой и велел засыпать могилу.
— Идите с миром, сынове, к работе своей, — сказал он белгородцам. — Не будет вас тревожить дух убиенного.
— А может, честный отче, плетнем его осиновым огородить? Для крепости? — спросил старый кузнец.
— Не надобно. Крест животворящий ему путь загородил.
Белгородцы принялись за работу, но вяло, неохотно. То и дело кто-нибудь озирался, словно боясь, что злобный мертвец подкрадется со спины. Надежа расхаживал вдоль валов, пошучивал, стараясь подбодрить своих работников, но сам с трудом сохранял бодрый вид и невольно хмурился.
— Не хмурься, батько! — уговаривали его Мед-вянка и Зайка, гулявшие за отцом по заборолу. — А то и нам смутно глядеть на тебя!
— Так-то вот, горлинки мои! — сказал им Надежа. — Мы-то мнили, на чистом месте новый город князь ставит, а оно не чисто! Сколько билися-ратилися за сию землю — нам ли ею володеть, города ставить да пашни пахать, или печенегам табуны гонять. Сколько крови здесь пролито, сколько костей схоронено — и не узнать! А узнаешь — и не тот еще страх возьмет!
Несмотря на молитвы Иоанна, весь город был сильно напуган костями в овраге. Весть о страшной находке уже разлетелась по всему городу, всех приведя в трепет, и каждой матери мерещилось, что враждебный дух чужого мертвеца уже заглядывает в ее окошко, тянет жадные когти к ее детям. На Чернаву и ее сына стали коситься еще злее, как будто и они здесь чем-то виноваты.
