«Когда заря утренняя с зарей вечерней сойдутся, тогда я за тебя пойду», — вспомнились Медвянке ее собственные бессердечные слова, сказанные на забороле, когда Явор предлагал ей перстенек. Она не удивилась, откуда волхв знает о них, но это напоминание о прежнем ее отчуждении от Явора вдруг наполнило ее ужасом, от которого у нее занялось дыхание и тьма затопила взор. Она подумала, что он умер, и сама будто умерла — время остановилось, мир обрушился.
— Встретились у тебя, выходит, заря утренняя с зарей вечерней, — продолжал Обережа, положив руку ей на голову. И Медвянка услышала в его голосе не горе, а облегчение и поняла, что ужас ее был напрасным. — Ступай, теперь можно, — продолжал волхв. — Жив твой сокол и будет жить, ты его у Морены отплакала. Слезы — тоже вода мертвая, слезы — и живая вода.
Откуда взялись у нее силы — Медвянка вскочила на ноги, уцепилась за стену, борясь с мгновенным головокружением, а потом устремилась в истобку. Словно боясь спугнуть кого-то, она старалась ступать неслышно и задыхалась от нетерпения скорее увидеть Явора.
В истобке все лучины уже были погашены, бледный свет зари проникал через небольшое окно и освещал лежанку Явора. Казалось, сама Утренняя Заря заглянула проведать — жив ли? Всхлипывая от волнения, страха и недоверчивого счастья разом, Медвянка подбежала к лежанке и застыла, прижав руки к груди. Явор лежал в беспамятстве, вытянувшись, как каменное изваяние, — живые так не спят. В сероватом свете зари он казался безжизненно-бледен, его грудь, плечо и половина лица были затянуты полотняными повязками со следами крови и буро-зеленой каши целебных трав. Вокруг глаз темнели пугающие круги, губы были приоткрыты, он тяжело дышал, словно каждый вздох требовал от него бессознательных и тяжелых усилий. Нынешний вид его, всегда такого сильного и уверенного, острее копья пронзил сердце Медвянки; в ней вскипело сострадание, жалость, страх и бурное желание помочь. Попроси сейчас Обережа всю кровь ее для Явора — она отдала бы, не задумавшись. Прошло то время, когда она думала только о себе; сейчас ей казалось, что ее самой по себе больше нет, а живет она только рядом с Явором и только для него.
Опустившись на колени, Медвянка уткнулась лицом в край подстилки — она не смела прикоснуться к самому Явору, боясь как-то причинить боль. Она не сказала ни слова, а только вцепилась обеими руками в край лежанки, словно боялась, что ее оторвут от Явора. Ей казалось, что ей вернули ее сердце, слабое и израненное, но необходимое ей для жизни; здесь, рядом с ним, теперь навсегда ее место и все ее счастье.
