– Значит, дым шел сильный? – спрашиваю я.
– Очень, – уверяет сельский труженик.
– И... долго?
– Очень долго... Я даже спросил себя, чего она наложила в печку.
– Как ваша фамилия? Тип каменеет.
– Я не сделал ничего плохого, – тихо протестует он.
– Напротив, – уверяю я, – вы действовали как честный гражданин, и я хочу узнать вашу фамилию, чтобы отметить это...
– Бланшон, – с сожалением говорит он.
Я протягиваю ему руку. Он с опаской смотрит на нее, как будто боится, что я прячу в ладони змею. Наконец он роняет свою десницу в мою.
Когда он выходит из калитки, я возвращаюсь в дом. Осматриваю систему отопления, чтобы понять, как же малютка Изабель могла спалить свои бумаги.
Кроме общей для всего дома системы парового отопления, в комнатах есть камины. Нет нужды напрягать глаза, чтобы понять, что они не работали с незапамятных времен.
Остается топка. Крупновато для сжигания бумаг.
Хотя...
Спускаюсь в погреб. По мере углубления в подземное помещение меня хватает за горло тяжелый противный запах.
Топка стоит посреди маленького зацементированного помещения. По обеим сторонам двери я замечаю жирные следы. Можно подумать, здесь жгли сало... Запах горелого жира вызывает у меня тошноту.
Открываю дверцу топки. Куча теплого пепла. Я ворошу ее длинной кочергой. Пепел жутко воняет.
Преодолевая отвращение, я беру совок и высыпаю кучку пепла на пол. Через минуту я отступаю в глубину комнаты, опираюсь рукой на выбеленную известью стену и, как порядочный, начинаю блевать.
Наконец я возвращаюсь к пеплу, раскладываю на полу мой платок и, взяв кусок челюсти, от которого меня вывернуло, кладу его на кусочек ткани.
Связав платок в узел, я заворачиваю его в лист газеты.
С маленьким свертком под мышкой я покидаю очаровательный домик.
На этот раз с так называемыми естественными смертями покончено!
Это ведь действительно редкий случай, чтобы мужчина (или женщина) кончал жизнь самоубийством, ложась в горящую топку котла парового отопления.
Какому из моих пяти персонажей принадлежит кусок челюсти, лежащий в моем кармане?
Итак, действую методом исключения. Это не Бальмен, потому что он лежит в морге; и не Парьо, которого я видел сегодня утром; и не врач – с ним я разговаривал несколько часов назад. Тогда кто? Джо? Изабель?
Какое дело! Черт возьми! Какое дело!
