– Мы вернулись из кино, – объясняет он. – У нас сегодня выходной...
Я иду за ним. Горничная тоже. Мы идем по дому гуськом, как три утки.
– Где спит Бертран? – спрашиваю я.
– На раскладушке, в кабинете месье.
– Может, он вышел?
– Бертран никогда не выходит по вечерам!
– А босс?
– Господин профессор?
– Да.
– Сегодня вечером он лег рано. В последнее время он очень у стает...
Мы входим в кабинет. Там действительно стоит раскладушка, а на ней дрыхнет Бертран. Это усатый здоровяк, который храпит, как «Констелласьон». Я его трясу, но это все равно что будить столб высоковольтной линии.
Я замечаю возле кровати бутылочку.
– Ваш Бертран надрался! – говорю я паре.
– Он? Не может быть! Он выпивает немного во время болезни, но пьяным я его никогда не видел, – сообщает мужчина.
Я открываю пузырек, подношу к носу и, кроме запаха виноградной водки, чувствую сладковатый запах.
– Его усыпили, – объясняю я. – Где спальня профессора?
– Сюда! – икает горничная, чей испуг усиливается. На этот раз мы бежим. Комната профессора пуста.
Кровать разобрана. Один стул опрокинут, на подушке несколько капель крови.
– Его здесь нет, – замечает слуга, который явно силен в дедукции.
Действительно, изобретателя ракет и след простыл.
– Он вышел, – недоверчиво бормочет служанка.
– Думаю, его скорее похитили, – говорю я ей. Лакей смотрит на меня отсутствующим взглядом.
– Похитили? – блеет он.
– Разуй глазки, малыш!
– Да, – соглашается он, – этот беспорядок...
– Правильно, беспорядок, но не только... Я указываю на роскошную вставную челюсть, плавающую в стакане воды.
– Человек, выходящий прогуляться, не оставляет дома свой прибор для раскалывания орехов.
Так, теперь исчез профессор Стивенс Когда большой патрон узнает, как идет мое расследование, он решит, что я стал ему так же полезен, как кресло-качалка ужу! И будет прав. Лично я, будь у меня такой тупой сотрудник, послал бы его к чертовой матери.
Разумеется, слуги (они муж и жена) не могут мне сообщить ничего дельного. Вечером по вторникам они ходят в кино. Такая у них привычка. В этот день хибара остается под присмотром Бертрана.
– А секретарша? – вкрадчиво спрашиваю я.
– Мадемуазель Хелена?
– Да.
– Она ушла. Она вообще редко здесь ночует...
– Что она из себя представляет?
Они пожимают плечами. В головах этих людей столько же мозгов, сколько в килограмме помидоров. Хелена их подавляла своей ученостью, элегантностью... Они дают мне понять, что между нею и премией за добродетель – целый Тихий океан. Как и все люди их положения, они ненавидят «интеллектуальных служащих», в число которых входила и Хелена.
