Милка тихо-тихо протянула руку с ножом, дернула лезвием по теткиной шее, торчащей из воротника куртки и шарахнулась назад. Милка боялась, что тетка закричит, но она не закричала, а захрипела и забулькала, стала хвататься за шею руками и сползла вниз, скорчившись на ступеньках.
Милка подошла, наклонилась и посмотрела. Кровь текла из шеи целой струей, а тетка все тихонько дергалась – и Милка приставила к ране нож и нажала. Тетка еще дернулась и замерла. Кровь пахла теплом.
Милка нагнулась еще ниже, подставила под кровь пальцы. Страшно не было, было горячо и спокойно, восхитительно спокойно. И снова хотелось облизать…
Милка расстегнула теткино пальто, чтобы было удобнее, задрала ее голову и лизнула кровь. И поняла, что это – правильно. Смерть, труп и кровь – это совершенно правильно. И Милка стала пить – это было совершенно не противно. Даже приятно. Почти смешно.
Потом кровь перестала течь. Милка вытерла руки об теткино пальто. Как можно тщательнее. Потом обшарила ее карманы и подняла со ступенек упавшую сумку. В карманах были кошелек и зеркальце. В сумке – косметичка, пачка бумажных платков, пакетик с леденцами, дезодорант и какие-то бумажки. Милка взяла сумку себе. Сумка не очень ей нравилась, но была совсем новая.
Милка улыбнулась. Она еще раз старательно вытерла руки. И нож, чтобы его можно было положить в сумку. А потом подошла к простенку у лесенки в подвал.
Тут стоял сверток из газетной бумаги, прислоненный к стене. Милка благоговейно подняла его и прижала к себе.
В свертке был ее Принц. Милка не могла заставить себя бросить портрет без присмотра. Мало ли что.
Со свертком и сумкой, в которую сунула нож, Милка вышла из подъезда. Она попала в кровь левой ногой и теперь оставались следы. Милка вымыла ботинок в луже.
Великое спокойствие наполняло ее душу. Никто ее не найдет. Принц и волшебство ее защитят. Хорошо.
Уже изрядно отойдя от теткиного дома, Милка вспомнила про зеркальце. Вытащила его из сумки и разбила об асфальт.
Как она не подумала, что зеркало ей теперь не нужно?
Смешно.
Прошел дождь и перестал. Тучи разошлись, и в рваных просветах сквозили мокрые ультрамариновые небеса. Ветер благоухал мокрой землей и проснувшимися деревьями. Стояла чудесная весенняя ночь.
Роман улыбнулся и вышел из автомобиля.
Автомобиль – не иномарка, правда, а всего-навсего «шестерка» тускло-вишневого цвета – был новым пожертвованием паствы. Активисты Романовой Церкви Полуночных Убийц считали, что их лидеру не по чину ходить пешком. Конечно, собирая деньги с толпы прихожан, кое-что припрятали для себя, но Роман был не в претензии – только дал им понять, что знает об этом.
