И хотя слова о когтистой лапе мирового сионизма, надежно поддерживающей своих, вслух не произносились, нечто подобное в воздухе витало.
Иван же Христофорович, полюбовавшись на доставленные ему из канцелярии эпистолярные творения Мони, покачал седой головой и собственноручно отправил их прямиком в мусорную корзину.
Моня терпеливо выждал две недели, после чего начал ежедневно наведываться в канцелярию. Еще через две недели он отпечатал письма заново, приписал внизу свой домашний адрес, следуя совету Ивана Христофоровича, и снова стал ждать.
Получив первый же ответ, он рванулся к Ивану Христофоровичу. Тот несказанно удивился, потому что такого придурка ему встречать еще не приходилось. И тяжело вздохнул, так как понял, что с Моней ему придется тяжело. Несмотря на то, что общественное мнение полностью будет на его стороне, какие бы меры он ни принял.
Моню отражали по всем приемам бюрократического искусства. Ему сообщали, что в капиталистическую страну никак невозможно попасть, не съездив предварительно в две братские державы, — Моня немедленно притаскивал приглашения в Польшу и Болгарию. Ему говорили, что нет фондов на командировки, — Моня вынимал из кармана дополнительные уведомления, что все расходы по его пребыванию за границей берет на себя принимающая сторона. Ему сокрушенно сообщали, что институт не в состоянии оплатить билет на самолет, — Моня менял внешпосылторговские чеки на рубли и вызывался оплатить билет самостоятельно. Его безжалостно резали на выездной комиссии, уличая в незнании истории политических движений в стране командирования, — Моня не спал ночами, работая над литературой, и прорывался повторно. Над ним смеялись, его ненавидели, все сотрудники первого отдела, профкомовцы, члены выездной комиссии и парткома, завлабы и заместители директора мечтали только о том, чтобы как-нибудь придушить его в темном углу. Наконец от него стали шарахаться. Моня исхудал, пожелтел, толстые губы растянулись над редкими зубами в странную гримасу, впивавшиеся когда-то в предплечья резинки начали сваливаться с рук. Но он не сдавался.
— А когда же про сон будет? — сделав нетерпеливую гримаску, спросила Рита.
— Сейчас, — сказал Олег, ставя стакан на стол и снова закуривая. — Сейчас будет.
Сражаясь за свои права, Моня назубок выучил всю механику загранкомандирования. Сперва пишется служебная записка на имя непосредственного руководителя. Получается виза. Потом пишется характеристика. Подписывается в лаборатории, профкоме и парткоме. Потом выездная комиссия в институте. Потом такая же комиссия в райкоме. Потом техническое задание на командировку. Утверждается директором. Потом все документы отдаются Ивану Христофоровичу. Потом в международном отделе главка выдается паспорт. Потом приобретается билет на самолет. Потом… Но так далеко Моне еще ни разу не удалось проникнуть. Он даже до билета на самолет не мог дойти, потому что уже при получении паспорта что-то ломалось, и никакие крики и попытки качать права не помогали.
