Мало того: семейные узы ничем не лучше всех прочих, потому что и те и другие – чистейшей воды фикция. Неправда, что ты чем-нибудь обязана существу, из которого однажды вылупилась; ещё большая неправда, что ты должна иметь какие-то чувства к тому существу, которое выйдет из твоего тела; абсурдно думать, будто тебя что-то связывает с твоими братьями, сестрами, племянниками и племянницами. На каком разумном фундаменте могут покоиться обязательства единокровия, для чего и для кого стараемся мы в поте лица своего во время совокупления? Для самих себя или для кого-то другого? Ответ очевиден! Чем обязаны мы своему отцу, постороннему в сущности человеку, случайно, ради своей забавы, зачавшему нас? А какой долг может быть у нас перед своим сыном? Неужели потому лишь, что когда-то в пылу страсти мы сбросили семя в чьё-то чрево? Итак, к черту все эти родственные узы, эти кандалы на наших ногах!
– Вы уже не раз говорили мне это, Нуарсей, но всё-таки никак не хотите рассказать…
– Послушай, Жюльетта, – вежливо прервал он меня, – подобные признания ты можешь услышать единственно в награду за свое примерное поведение. Придет время, и я охотно открою тебе моё сердце – когда почувствую, что ты действительно готова узнать эту тайну. Но прежде ты должна пройти испытания.
Тут пришел его камердинер, объявивший, что в гостиной ждет министр, близкий друг Нуарсея, и мы расстались.
Я не теряла времени и нашла очень выгодное применение тем шестидесяти тысячам франков, которые украла у Мондора. Я была абсолютно уверена, что Нуарсей одобрил бы мой поступок, однако же остереглась рассказать ему об этом, потому что мой любовник стал бы опасаться, как бы предметом моей страсти не сделалась его собственность. Осторожность заставила меня придержать язычок, и я погрузилась в размышления о том, как увеличить тем же способом свои доходы. Случай представился очень скоро – в виде ещё одного званого вечера, организованного мадам Дювержье.
В этот раз нам предстояло посетить дом одного субъекта, чьей манией – столь же жестокой, сколько сладострастной – была порка девушек. Нас было четверо: возле ворот Святого Антуана ко мне присоединились три обольстительных создания; там же ожидала карета, которая быстро доставила нас в Сен-Мор, где располагался роскошный замок герцога Даннемар. Моими спутницами были редкой красоты девушки, чья юность и свежесть радовали взор; самой старшей было меньше восемнадцати, её звали Минетт, она была просто неотразима, и я с трудом удержалась от искушения; второй было шестнадцать, а третьей – четырнадцать лет. От женщины, которая сопровождала нас в Сен-Мор и которая, надо отдать ей должное, оказалась очень проницательной в выборе моих спутниц, я узнала, что была единственной куртизанкой в этой компании. Моя молодость и мои манеры показали герцогу, что со мной можно не церемониться и не утруждать себя галантностью. Трое других были белошвейки, не имевшие никакого опыта в делах, какие нам предстояли: это были приличные девушки, воспитанные в строгости и добронравии и соблазнившиеся только большими деньгами, которые предложил герцог, да ещё уверениями в том, что, ограничившись поркой, он не посягнет на их девичью честь. Каждой из нас обещали по пятьдесят луидоров, и вам решать, честно или. нет заработали мы эти деньги.
