Здесь не было ничего особенного. Пустой, длинный, полутемный коридор с коричневыми дверями. Все они были заперты. Мы дошли до самого конца. Открылась последняя дверь. Рыжеволосая девушка скользнула по мне равнодушным взглядом и вышла.
– Входите, молодой человек, – раздался низкий, очень хриплый голос.
Я перешагнул через порог.
Видимо, когда-то это был кабинет директора складской базы. Стены обшиты пластиком под дерево, два стола стоят буквой «Т», старенький красный диванчик, портрет Ленина на стене, дисковые телефоны красного и белого цвета.
У окна сидел человек в инвалидной коляске. Плотный, совершенно лысый, с густыми черными бровями, очки в золотой оправе на мясистом большом носу.
Таких инвалидных колясок, как у него, я не видел никогда в жизни. Кожаное сиденье, множество кнопок на боковинах, большие колеса. Человек нажал одну из кнопок, и коляска с мягким жужжанием повернулась.
Оказалось, что у того, с кем мне предстояло разговаривать, нет обеих ног.
– Присаживайтесь, – незнакомец указал мне диван.
Я сел.
– Зовите меня Виктор Петрович, – представился безногий. – Как зовут вас и подробности вашей биографии мне известны. Время дорого, во всяком случае мое, поэтому давайте сразу перейдем к главному. Вы готовы принести к себе домой бомбу и в указанный час взорвать ее?
Он уставился на меня не мигая поверх своих очков.
– Да, – я ответил не задумываясь, словно он спрашивал у меня, буду ли я пить чай.
Виктор Петрович недоверчиво повел бровью и склонил голову.
– Ой ли? Неделю назад на вашем месте сидела девушка. Она тоже говорила, что готова. Что ненавидит всех и себя больше всех. Что хочет прекратить свое «гнойное существование», как она выражалась. Я в жизни не видел человека, который хотел бы смерти сильнее, чем она. Но когда пришел день и час, она не смогла запустить механизм. Она не смогла победить в себе животное. Животное, что живет в каждом из нас и цепляется за жизнь, какой бы бессмысленной и жалкой она ни была.
Я покачал головой:
– Для меня это не эмоция, для меня это вопрос принципа.
– И в чем принцип? – поинтересовался мой безногий «работодатель», словно это имело хоть какое-то значение.
– Принцип? – удивился я. – Принцип – это принцип Разве вы не знаете?
Виктор Петрович почему-то улыбнулся.
– То есть никакой гуманистической чепухи? – он свел свои густые черные брови. – Так?
– Именно. Никакой.
– Никого не пожалеешь?
– Никого.
– Вам позвонят.
Парень, что встретил меня у вокзала, подошел ко мне сзади и молча вывел из кабинета.
