Как она могла?! Я ведь ее любил… До сих пор не могу понять, насколько можно быть черствой, чтобы поступить так?!
В конце концов каким-то чудом, через наших общих школьных знакомых мне передали письмо Олеси с фотографией моего новорожденного сына.
Она писала, что по-прежнему меня любит. И дальше какой-то бред. Мол, из-за того что мы вместе не можем, а она не может жить, зная, что я рядом, она решила уехать. Просила прощения, умоляла не искать ее. Врала, конечно, – от начала и до конца. Красивое вранье. Все объяснила. Придумала какую-то муть…
«Ты – самое дорогое, что было у меня в жизни, – писала Олеся. – Наверное, тебе трудно было меня любить. Ведь я некрасивая и вообще не такая, какой бы тебе хотелось меня видеть. Я старалась измениться, но выходило только хуже. Правда, очень старалась. Видимо, не судьба, я сама виновата.
Я все время пыталась понять, как сделать так, чтобы тебе угодить. Мне не хотелось, чтобы ты страдал и мучился из-за меня. Мысль о том, что я заставляю тебя сердиться и переживать, приводила меня в ужас. Но, наверное, это со мной что-то не так. И, наверное, ты заслуживаешь лучшего. Прости меня.
У нас растет замечательный сын. Я назвала его Пашенькой. Он, мне кажется, очень похож на тебя. Хотя пока, конечно, об этом нельзя говорить. Но мне так кажется. И мне бы очень хотелось… Были небольшие трудности в родах, но все закончилось благополучно, и мы оба быстро пошли на поправку.
Я знаю, что ты будешь рассержен, получив это письмо. И долго думала, надо ли тебе написать. Но потом узнала, что тебе известно про ребенка, и не могла не написать».
Вот такое письмо. Она всегда хотела взять надо мной верх. Всегда. И ваг теперь ей это удалось. Она пишет: «ты – это самое дорогое, что было у меня в жизни», «я сама во всем виновата», «я не могу, чтобы ты страдал из-за меня» – а на деле она просто меня поимела, и все. Украла у меня моего ребенка!
– Вот что такое «жизнь без чуда», Данила. Вот! – кричал Павел. – Я абсолютно бессилен. Я ничего не могу сделать. Я ничего не могу изменить! Это абсолютный тупик. Абсолютный!
Его губы дрожали, в глазах стояли слезы.
Данила молчал. Опустил голову и молчал.
– Знаешь… – сказал он через какое-то время. – Ты меня вызвал, чтобы я мир защищал. Что-то вроде судебного процесса – ты обвинитель, я защитник. А я не хочу мир защищать…
– Не хочешь?! Понял наконец! – вскрикнул Павел.
– Нет, не то… – замотал головой Данила. – Не то…
– Что не то? – Павел дрогнул и слегка отпрянул назад.
