Смешно! Иногда их фаршируют – тогда чашечки, наполненные македонским овощным салатом, мелко нарубленным тунцом или кукурузными зернами, считаются изысканной закуской. И люди заглатывают это странное блюдо, ни на секунду не задумываясь о том, что делают: слов нет, какая бесхозяйственность! Чтобы проникнуть в сердце артишока, надо проделать долгий путь, и усталый путник может почувствовать себя счастливым только тогда, когда рядом с ним возвышается гора обглоданных листьев и валяются искромсанная кочерыжка-капитель и вычерпанная до дна чашечка-цветоложе…
Ну конечно, он играет, этот малыш, играет совсем один, коленопреклоненный на ковре в своей комнате. Там у него плеймобиль «Дикий Запад», крепость, сложенная, может быть, чересчур аккуратно из темно-коричневого пластикового бруса, индейцы в синих рубахах – даже тот, который дует в рожок. Ты тоже присутствуешь здесь, гостем – остальные ушли за покупками, а ты не успел, слишком долго провозился с утренним туалетом.
Малыш размещает индейцев вокруг крепости: вот они лежат на животах по периметру, и лошади тоже лежат рядом. Он громко выкрикивает фразы из вестернов – разговаривает с ними. А ты стоишь в коридоре. Показываться неудобно, да и жалко помешать игре, а не показываться тоже неудобно: парень ведь, наверное, все равно тебя уже заметил. И ужасно хочется поиграть вместе с ним… Да нет, не поиграть по-настоящему, а как бы доказать себе самому, что не утратил еще способности к этому, что не поведешь себя подобно слону в посудной лавке. Колеблешься, сомневаешься, раздумываешь. Ты и впрямь смущен, робеешь даже. И эта робость, это смущение возвращают тебя в такие далекие времена: когда не решался подойти к девочке, которая тебе нравилась, когда мечтал о жизни – совершенно недоступной, когда, сколько ни искал, не мог найти единственно нужные слова… Ставка примерно та же, да и смысл тот же… Но тут ты, наконец, осмеливаешься:
– Как ты думаешь, я мог бы поиграть с тобой в эту крепость?
И сразу же получаешь в ответ серьезнейший взгляд, взвешивающий, прикидывающий… Не восторг, не отказ, не вежливое согласие. Размышление. Проверка кто ты есть. А потом – просто, с властным жестом вытянутой руки:
– Возьмешь себе индейцев.
Ты берешь индейцев, а на языке у тебя вертится откуда-то из глубин памяти всплывающая фраза – одна из таких… условно-магических, как «Сезам, откройся!»:
– Давай как будто я послал тебе парламентеров?
Он принимает предложение! Он соглашается! Мы потихоньку погружаемся в нашу историю, обмениваемся взаимными уступками, я тебе – пленных, ты мне – провианта на неделю. И когда все приходят с рынка, мы краем уха слышим будто заготовленное заранее:
