Дверь была открыта, но, когда я толкнул ее, звякнул колокольчик. Приемная оказалась большой викторианской гостиной с лепниной на потолке и обширным набором колченогой мебели. Растрепанные женские журналы были продуманно разложены под сообщениями о необходимости предварительного обследования беременных и образцами рецептов. Их тексты, выполненные странными угловатыми буквами, держались на месте при помощи покоробившихся кусочков скотча.
В одном углу приемной стояла выкрашенная белой краской конторка из древесностружечных плит со словом «Хирургия». За ней хватало места для стола и двух стульев. Один из них, обтянутый кожей, с колесиками на ножках, казался солидным и объемистым, другой — узким, непрезентабельным и хромоногим. Доктор Пайк, крупный, безукоризненно выхоленный человек, лет пятидесяти двух, аккуратно сосчитав пальцы, повернулся ко мне. Прическа его напоминала черную купальную шапочку, плотно прилегающую к голове. Его безупречный костюм отливал блеском стали, как, впрочем, и улыбка.
— Что болит? — шутливо спросил он и снова улыбнулся, чтобы я чувствовал себя свободно.
— Рука.
— Правда? У вас в самом деле болит рука?
— Когда я засовываю ее в карман.
Пайк внимательно уставился на меня, скорее всего припоминая, что существуют личности, которые принимают несколько дружеских слов за приглашение к фамильярности.
— Не сомневаюсь, что вы получили воспитание в сержантской казарме.
— Давайте не будем обмениваться военным опытом, — возразил я.
— Давайте не будем, — согласился он.
На столе Пайка располагался набор ручек, большой настольный календарь с загнутыми уголками, стетоскоп, три рецептурных блокнота и блестящий коричневый шар размерами с мячик для гольфа. Он поглаживал его блестящую округлость.
— Нам придется долго работать вместе, — заметил я, — так почему бы не договориться о принципах сотрудничества?
— Исключительно умная мысль.
Мы с Пайком сразу же преисполнились взаимной неприязни, но, обладая преимуществами в виде соответствующего воспитания и образования, он проглотил мои слова и продемонстрировал, насколько может быть мил по отношению ко мне.
— Эта посылка с... — Он подождал, чтобы я закончил мысль. — С яйцами...
— Она будет доставлена примерно через день. Или около того.
— Это не согласуется с полученными мною инструкциями.
— Может, и нет, — сдержанно ответил он, — но есть масса причин, по которым невозможно точно рассчитать время. Люди, имеющие к нему отношение, не входят в число тех, кому вы можете отдавать приказы. — У него был безукоризненно правильный английский язык, которым владеют только старательные иностранцы.
