Когда Беатрис наконец объявила, что обед готов, стол был уже накрыт. Она бросила взгляд на белоснежную скатерть, вдохнула запах фиалок и с сомнением произнесла:
— Ты точно знаешь, что делаешь?
— Конечно, — объявил Гийом.
— Ну ладно… Тогда давай ужинать. Еда была божественно вкусна — обжаренные овощи и в меру подрумяненный цыпленок с лимоном и рисом.
— Чудесно! — восхитился хозяин дома. — Потрясающе! Не имел понятия, что ты так хорошо готовишь.
— Спасибо, но это только начало. Что Беатрис имела в виду, Гийом понял, когда она торжественно внесла огромный поднос, уставленный маленькими вазочками с мороженым, на котором лежал также черный шелковый шарф.
— Сейчас выясним, что тебе на самом деле нравится. Дай-ка я завяжу тебе глаза.
— А зачем?
— Чтобы цвет и внешний вид мороженого тебя не отвлекал. Это развлечение. Путешествие в мир мороженого для того, чей кругозор ограничен ванильным.
— Но я пробовал и шоколадное.
— Не считается.
— И, кажется, клубничное…
— Чуть лучше, но недостаточно.
— Ну разве я могу спорить с той, что так приятно пощекотала мои вкусовые рецепторы за обедом?
— Это был просто цыпленок.
— Скажи это мадам Ферье. Улыбка Беатрис погасла.
— Не говори ей, пожалуйста.
— Ни за что, — пообещал Гийом, в очередной раз удивляясь, как в сердце этой женщины вмещается столько жалости и любви ко всем подряд — к поварам, к детям. И даже к богатому, но «беспомощному» бизнесмену вроде него. — Ни за что не стал бы причинять ей боль. У нас с ней своего рода соглашение, и она честно выполняет свою часть.
Тогда Беатрис наклонилась и завязала ему глаза шелковым шарфом.
— Открой рот! — скомандовала она и поднесла к его губам ложечку с мороженым.
Он послушно открыл и ощутил чудесный вкус — персики со сливками.
— Теперь еще одно.
— Шоколад… кажется, с вишней и ромом. Но какой же маленький кусочек!
— Еще?
В голосе Беатрис трудно было не услышать улыбки. Ему почудилось резкое движение, и Гийом машинально протянул руки вперед. И в тот момент, когда она положила ему в рот ложечку мятного мороженого, он коснулся ее. Контраст между холодом сладкого лакомства и теплом тела Беатрис был ошеломляющим, и Гийом невольно притянул ее к себе, почувствовал, как она слегка задрожала.
— Гийом…
Тихий, чуть хрипловатый голос оказался последней каплей. С трудом сотканная паутина самоконтроля порвалась. Гийом усадил Беатрис к себе на колени, нашел ее губы своими. Почувствовав тепло ее рта, он застонал, прижимая женщину к себе, а она запустила пальцы в его волосы.
