— Ты знаешь, что делать, приступай.
Без единого слова водитель включил турбины, и машина заскользила по песку.
Вышагивая туда и обратно перед своим аэрокаром, сенатор Аустин Руп безостановочно сыпал проклятиями. Он проклинал песок у себя под ногами, звезды в небе, но в особенности этих чертовых хвостатых роннанцев, которые вытащили его из постели, потому что им взбрело в голову встретиться с ним посреди ночи. Черт побери! В полученном им закодированном радиосообщении говорилось, что они приказывают ему явиться! Каково, а? Да как они смеют? Что он им, мальчик на побегушках? Разве он не выполнил их просьбу? Почему же теперь ему приходится терпеть такое обращение? Чем больше он раздумывал об этом, тем больше у него от ярости мутилось в голове. Однако где-то очень глубоко в нем сидел страх. И это было отнюдь не то слабое чувство, которое он испытывал, стоя перед сенатом, а нечто такое, от чего внутри у него все сжималось и леденело.
Ему не часто приходилось испытывать чувство подобной силы. Авантюрист по природе, он уже не раз бывал участником большой, зачастую смертельно опасной игры на самых разных планетах и нередко испытывал чувство страха. Но это был совсем не тот страх, что сейчас. Остановившись на мгновение, Руп внимательно прислушался. Нет, ничего. Только потрескивание горячей металлической обшивки аэрокара от соприкосновения с прохладным ночным воздухом. Что ему мешает забраться в машину и улететь? Кто может остановить его? Но мысль о том, чтобы попытаться надуть роннанцев, пугала его не меньше, чем мысль о предстоящей встрече с ними. К тому же он не без оснований предполагал, что сейчас кто-нибудь из них может наблюдать за ним из темноты. Он снова принялся вышагивать туда и обратно, вглядываясь в окружающий мрак. Чтоб они провалились! Зачем он им вдруг понадобился посреди ночи? И при свете дня-то на них страшно глядеть… а ночью…
Внезапно он услышал в отдалении слабый вой турбин и обернулся на звук. Постарался взять себя в руки и успокоиться — так, как сотни раз делал это перед выступлениями в сенате. Но несмотря на все усилия, от страха у него даже свело живот, когда из тьмы вынырнул аэрокар.
Машина остановилась оскорбительно близко, обдав Рупа песком. Дверь распахнулась. Изнутри хлынул поток горячего воздуха, на песок упал яркий свет, на фоне которого на мгновение проступил силуэт спускающегося по трапу Фига. Рупу стало совсем плохо.
Он уже не раз встречался с роннанцами, но так и не смог привыкнуть к их облику. Он вспомнил, как еще мальчиком рассматривал картинки в Библии отца и как озноб страха пробегал по спине каждый раз, когда ему попадалось изображение дьявола. Фиг выглядел в точности, как это ожившее изображение. Высокий, с длинными, тонкими ногами, заканчивающимися раздвоенными копытами, которые, казалось, плыли над песком. Безволосая кожа красноватого оттенка; эта окраска помогла его предкам выжить в мире красного песка. Костистый череп и глубоко сидящие глаза, прячущиеся в тени гребней, выступающих над глазными впадинами. Одно длинное остроконечное ухо плоско прилегало к голове, а другое, отрезанное пиратами, заканчивалось обрубком. Именно это породило яростную ненависть Фига к человеческой расе и одновременно объяснило, почему воины между собой называли его не иначе как «Одноухий старикан». Длинный хвост несколько раз по-кошачьи изогнулся, а потом обвился вокруг его талии.
