На сей раз каким-то чудом Полу удалось выровнять аппарат, и тот, все еще отчаянно рыская из стороны в сторону, все же начал набирать высоту. Он бросил взгляд на Джоан, Перси Х и Эда. Их всех оглушил удар, может быть, они потеряли сознание. Ионные решетки машины были здорово покорежены и в любой момент могли отвалиться. Похоже, машина быстро теряла мощность. Он с горечью отметил, что сможет удерживать ионокрафт в воздухе еще всего несколько минут. «Скорее всего, — мрачно подумал он, — придется садиться и дальше плестись пешком».
И как раз в этот момент радио снова очнулось:
— Неопознанный ионокрафт окружен! Всем патрульным кораблям открыть огонь на поражение!
— Настало время, — сказал Хранитель Времени, — подключиться к трансляции Общего Разума с родного мира, сэр. — Нервный маленький сущик указал на транслятор-усилитель в углу кабинета администратора.
— Что? — пробормотал Меккис.
— Сэр, вы уже в третий раз за этот месяц пропускаете слияние. Как же вы узнаете, что происходит дома?
— Сейчас у меня есть дела поважнее. Тем более, я все равно знаю, что там творится. Мои враги радуются моему отъезду. Какой же мне смысл подключаться и слушать их радостное блеяние?
Тут мрачно вмешался Оракул.
— Тьма наступает вовсе не с родного мира.
Хранитель времени молча удалился, и Меккис вернулся к своим «делам поважнее». Они заключались в чтении опубликованных работ блестящего, но крайне многословного терранского психиатра доктора Рудольфа Балкани. Меккис раздобыл микропленки книг, которые смогло обнаружить Бюро культурного контроля, и теперь уделял им все свободное время. Он еще никогда не встречал мыслителя, который настолько бы захватил его. Даже самое первое предложение в самой первой книге поразило его, словно выстрел.
«Количество людей на этой планете огромно, но все же конечно. Количество же людей внутри людей бесконечно. Следовательно, я один куда многочисленнее, чем вся человеческая раса».
Подобная мысль никогда бы не пришла на ум существу, привычному к телепатическому слиянию с Великой Общностью, но в ней имелся какой-то невероятный и в то же время убедительный эгоизм, совершенно фантастическая дерзость, будто обращенная к глубинной, доселе не затронутой части сознания Меккиса. Она как будто объясняла то плачевное состояние отношений между ним и другими представителями правящего класса Ганимеда. «Они все до единого, — думал он, — настроены против меня, хотя я знаю, что прав. Я был прав с самого начала. Как такое могло произойти, если Балкани неправ, если одно разумное существо и в самом деле не более велико, чем вся остальная раса, представителем которой оно является?»
