Когда мы остались с ним наедине в штабной палатке, он с угрюмой улыбкой на лице пытался изобразить радушного хозяина.
– Очень рад вас видеть, ньюсмен… Садитесь, пожалуйста, ньюсмен Олин… Я так много слышал о вас.
Это был человек 40-50 лет с коротко остриженными, слегка седыми волосами. Тяжелая челюсть, выдающаяся немного вперед, придавала его лицу мрачное выражение.
– Думаю, что вам и следовало обо мне много слышать, – немного резко сказал я, садясь в предложенное кресло. – Поэтому-то с самого начала я хотел бы напомнить вам, командующий, о беспристрастности членов Гильдии «И.Н.С».
Командующий откинулся на спинку кресла.
– Мы знаем, что члены Гильдии дают клятву беспристрастности. Но, думаю, что в вашем случае, ньюсмен, у вас нет повода даже в душе упрекать нас в том, что случилось. Поверьте, я очень сожалею о смерти вашего шурина и вашем ранении. Но мне все же хотелось бы указать, что Служба Новостей послала вас, члена Гильдии, написать серию статей о нашем нынешнем положении…
– Дайте мне кое-что уточнить, – бросил я ему. – Я сам попросил об этом назначении.
Лицо Весселя стало напоминать морду бульдога, которого только что чем-то сильно раздразнили.
– Я вижу, вы не понимаете, командующий, – выдавливая слова металлическим тоном, продолжал я, – что такое Кредо Беспристрастности членов Гильдии.
Он продолжал мрачно смотреть на меня.
– Мистер Олин, – немного спустя произнес он. – Вы намерены написать ряд статей, чтобы доказать то, что у вас нет предубеждений против нас?
– Да, против вас у меня нет ничего, ни хорошего, ни плохого, – кивнул я головой. – В соответствии с Кодексом Ньюсмена эта серия статей послужит доказательством нашей беспристрастности и следовательно принесет еще большую пользу тем, кто носит нашу форму.
Думаю, даже тогда он не поверил мне. Его здравый смысл предостерегал от всего того, что я ему сейчас плел, и искренность моей речи не поколебала его осторожного отношения к чужаку, к нефрендлизцу.
Но под конец нашего разговора я уже заговорил его языком. Стремление обелить свою профессиональную принадлежность не могла ему не импонировать. Ведь с чувством уважения к своему рангу и профессии он прожил всю жизнь.
– Вижу, – сказал он и, встав, протянул мне руку. Я тоже поднялся. – Ну, ньюсмен. Я не стану говорить, что мы рады видеть вас здесь, даже теперь. Но мы будем сотрудничать с вами столько, сколько это будет возможно. Хотя любой репортаж, отражающий факт, что мы здесь являемся непрошенными гостями, может нанести вред…
