— А! Следовательно, он женат.
— Да, почти…
— Жена его?..
— Госпожа Коклэ — милейшая особа, — проговорил важно Коляр, — она может быть, смотря по надобности и делу, графиней, княгиней, благотворительницей и вообще всем, чем только понадобится. Здесь, в этой улице, она считается образцом набожности.
— Недурно… Где же сам господин Коклэ?
— Вы его тотчас же увидите, — ответил Коляр и три раза стукнул в потолок.
Почти тотчас же вслед за этим наверху послышался небольшой шум, и вскоре на лестнице раздались чьи—то шаги. В комнату вошел человек лет пятидесяти, лысый, , худощавый и с приплюснутым лбом.
На нем был надет старый, истасканный халат с зеленовато—желтыми разводами и на ногах туфли с застежками.
На первый взгляд можно было подумать, что перед вами находится честный, смиренный лавочник, — он даже и улыбался как—то торжественно и простодушно.
Но капитан был настолько опытен, что сразу заметил в нем громадную силу, смелый характер и достаточно зверства.
Коклэ не походил ни на капитана, ни на Коляра.
Капитан был сухощавый молодой человек, безбородый, лет двадцати восьми. В Лондоне, где он составил себе таинственную известность, его называли Вильямсом; впрочем, вряд ли это было его настоящее имя.
Коляр был худощавый мужчина лет тридцати пяти, с черною бородою и усами. Он служил когда—то в военной службе и до сих пор сохранил красивую воинственную осанку.
Коклэ раскланялся с капитаном и искоса посмотрел на Коляра. «Это начальник», — ответил лаконически Коляр.
Тогда Коклэ посмотрел еще раз на капитана и тихо шепнул:
— Однако молод еще!
— Ничего, брат, — ответил ему также конфиденциально Коляр, — мы на это не обращаем внимания. Вот увидишь, что это за человек.
— Через несколько минут прибудут и наши кролики, — продолжал уже громко Коляр, — я распорядился, чтобы они были здесь около часа. Ты примешь их, Коклэ.
— Ну, а вы? — спросил мнимый лавочник.
— Я пойду потолковать с его сиятельством и, кстати, покажу ему наших молодцов и познакомлю , его с их биографией. Так наше дело пойдет гораздо скорее.
— Хорошо! — согласился Коклэ. — Понимаю.
В эту минуту у наружной двери дома раздался слабый, осторожный стук.
— Один уже идет, — заметил вполголоса Коклэ, и, взяв свечку, спустился с лестницы; между тем, Коляр с капитаном погасили фонарик и поместились в комнате, смежной с гостиной Коклэ.
Через две или три минуты после этого лавочник воротился назад, но уже не один, а в сопровождении сухопарого молодого человека, одетого довольно щеголевато, но от которого так и пахло Итальянским бульваром.
