– Как вы можете так говорить?
– Черт побери! Так ведь мой сын – философ. Он его просто ненавидит.
– Ну и Филипп платит ему тем же, – произнесла Андре с полным хладнокровием. – Убирайте, Леге!
Девушка, поглощенная тем, что неусыпно следила за окном, не сводя с него глаз, бросилась исполнять приказание.
– Да-а, – вздохнул барон, – когда-то сиживали за столом до двух часов ночи. Правда, было, чем поужинать, а когда не могли больше есть, продолжали пить! Но как тут будешь пить плохое вино, если еще и закусить нечем… Деге! Подайте графин с мараскином, если там еще что-нибудь осталось.
– Подайте, – приказала Андре камеристке, которая, казалось, ждала знака хозяйки, прежде чем исполнить приказание барона.
Барон откинулся в кресле и, прикрыв глаза, меланхолично вздохнул.
– Вы мне начали рассказывать о маршале де Ришелье, – вновь заговорил Бальзамо.
– Да, верно, я вам о нем рассказывал, – отвечал Таверне и принялся напевать мелодию, такую же меланхоличную, как и его вздохи.
– Если он ненавидит вашего сына, имея лишь то основание, что ваш сын философ, – продолжал разговор Бальзамо, – он, должно быть, сохраняет дружеское расположение к вам, потому что вы далеки от философии?
– Я – философ? Разумеется, нет, слава Богу!
– У вас, я полагаю, предостаточно титулов. Ведь вы были на королевской службе, не так ли?
– Я отслужил пятнадцать лет. Был адъютантом маршала, мы вместе прошли Маонскую кампанию, наша дружба началась.., хм.., подождите-ка.., во время осады Филипсбурга, то есть с тысяча семьсот сорок второго по сорок седьмой год.
– Ага, прекрасно! – отвечал Бальзамо. – Так вы участвовали в осаде Филипсбурга… Знаете, я тоже там был в то время.
Старик подскочил в кресле и посмотрел на Бальзамо широко раскрытыми от удивления глазами.
– Простите, – возразил он, – сколько же вам лет, дорогой гость?
– У меня нет возраста, – отвечал Бальзамо, протягивая свой стакан Андре. Она налила ему мараскину.
Барон по-своему понял ответ гостя, подумав, что Бальзамо имеет причины скрывать свой возраст.
– Сударь! Позвольте заметить, что вы не похожи на солдата, воевавшего под Филипсбургом. Осада происходила двадцать восемь лет назад, а вы выглядите самое большее – лет на тридцать.
– О Господи, да кому из нас не тридцать лет! – небрежно бросил путешественник.
– Мне, черт возьми! – вскричал барон. – Потому что как раз тридцать лет тому назад я вышел из этого возраста.
– Андре не сводила глаз с путешественника; она находилась во власти непреодолимого любопытства. В самом деле Бальзамо с каждой минутой открывался ей новой стороной.
