– Ах, черт возьми! Вот это аромат! Ну, если его содержание соответствует форме, нам будет о чем побеседовать!
Он налил полстакана вина и снова понюхал, прежде чем поднести к губам.
– Букет просто восхитительный! – пробормотал он, смакуя вино.
Поставив стакан на стол, он прибавил:
– Прекрасное начало!.. Да… Если красное вино похоже на белое, мне не придется краснеть за крестника. Как только он проснется, поручу ему запасти для меня несколько корзин этого чудесного вина; так я буду попивать его перед сном и просыпаясь: раз белое вино пьют с утра, чтобы заморить червячка, почему не выпить и вечером, чтобы окончательно разделаться с этим червячком?
Меньше чем за час капитан прикончил обе бутылки бордоского, останавливаясь лишь для того, чтобы изречь мудрое замечание по поводу особенно полюбившегося ему белого вина.
Этот монолог, а также это «монопитие» – да простится нам такое словотворчество для выражения действия человека, пьющего в одиночку, – помогли капитану скоротать время.
В шесть часов он почувствовал беспокойство и пуще прежнего забегал по комнате.
Он взглянул на часы. Они показывали половину седьмого. Часы на Валь-де-Гpac пробили шесть раз.
Капитан покачал головой.
– Сейчас половина седьмого, – заметил он, – должно быть, на Валь-де-Грас часы отстают.
И философски прибавил:
– Да и чего можно ожидать от больничных часов?
Он подождал еще несколько минут.
– Крестник говорил, что хочет встать пораньше. Думаю, он не будет сердиться, если я теперь пойду к нему в спальню. Я, несомненно, нарушу его золотой сон, но что делать?!
Он, насвистывая, поднялся во второй этаж.
Ключ торчал и в двери, ведущей в мастерскую, и в той, что вела в спальню.
– Ого! Ах ты молодость, беззаботная молодость! – воскликнул капитан, видя такое равнодушие к собственной безопасности.
Он бесшумно отпер дверь в мастерскую и просунул голову в образовавшуюся щель.
В мастерской никого не было.
Капитан с шумом выдохнул воздух и как можно тише притворил дверь.
Но как он ни старался, петли скрипнули.
– Дверь-то смазки просит! – прошептал капитан.
Он подошел к двери в спальню и отворил ее с теми же предосторожностями.
Дверь не скрипела, а на полу лежал отличный смирнский ковер, мягкий и заглушавший любые шаги; «старый морской волк» подошел к самой постели Петруса, но тот так и не проснулся.
Петрус лежал, выпростав из-под одеяла руки и ноги и разметав их в стороны, словно пытался во сне подняться.
В таком положении Петрус был очень похож на мальчика из басни, спящего подле колодца.
