— Не сейчас, позже. — Она свернулась калачиком и положила голову ему на плечо. — Мне нравится твой сад. Когда-нибудь у меня тоже будет свой сад.
— Я подарю тебе этот.
— Это не то. Я думаю, чтобы это был по-настоящему твой сад, нужно его самой создавать, работать в нем, заботиться о нем.
— Это касается не только сада.
— Согласна. То же самое и с фотографией. Нужно как следует подготовиться к каждому снимку, «вырастить» его. У меня уже целый сад таких снимков. Почему ты хмуришься?
— Солнце слишком яркое. Я ненавижу яркий свет. — Он запнулся. — И что ты посадишь в своем саду?
Ронни застыла. Как же она сразу не поняла. Тогда, в заключении, яркий свет, как и темноту, использовали для пыток, не давая пленным спать, изматывая их и ломая волю.
— И сколько это продолжалось?
Гейб не стал ей лгать.
— Первые шесть недель.
Шесть недель без сна.
— Ты ничего не сказал об этом на пресс-конференции.
— Это не так уж и важно.
— И позволил мне спать со светом тогда, у Фатимы. Неудивительно, что ты не смог заснуть. Почему ты мне не сказал?
— Я в любом случае не смог бы заснуть. А у тебя была своя проблема — страх темноты.
— Господи, ведь ты только спасся от этих извергов. Я бы смогла вынести темноту, ничего бы со мной не случилось, но тебе нужно было доказывать, что ты сильный мужчина!
— Хватит плакать.
— Я не плачу.
— Тогда почему моя рубашка влажная? — Он ласково погладил ее по голове.
И снова он успокаивал ее, и снова она прячется у него на груди. Ронни вытерла мокрые щеки о его рубашку и положила его голову к себе на грудь, так, чтобы на его глаза падала тень от деревьев.
— Я бы их убила.
— Забудем об этом. Я вот сейчас могу погибнуть. От твоей красоты. — Он коснулся губами ее груди. — Лучшей смерти и не придумаешь.
Она немного ослабила свои объятия.
— Замолчи. Я не хочу, чтобы ты говорил.
— Слушаюсь и повинуюсь. На самом деле, после года лишений я не прочь понежиться в ласковых объятиях.
— Тогда лежи тихо и наслаждайся. — Она погладила его по волосам.
Тишину нарушало пенье птиц. Воздух был напоен запахом цветов. Ласковый ветер убаюкивал их. Ронни почувствовала, как напряжение постепенно покидает его. Он задремал, потом погрузился в глубокий сон. Тяжесть его тела не давала пошевелиться, но Ронни и не пыталась это сделать. Она боялась даже дышать. Неподвижно лежала в гамаке, пока не наступили сумерки, а потом и совсем стемнело.
— Ронни.
Она открыла глаза и в свете луны увидела чей-то силуэт.
Дэн присел рядом с гамаком.
