«Истинная правда», – подумала Бринн. Постоянное волевое присутствие Гейджа довлело над ней с тех пор, как Малик пришел в себя. Он прослеживал каждый ее шаг, контролируя каждый ее жест, подбадривая друга. Временами ей казалось, что именно его жесткая воля помогла Малику выбраться из тьмы небытия.
Малик по-прежнему не мог ничего понять.
– В лесах прохладно и тихо… Ночные цветы или диковинные птицы, – бормотал он.
Это были ее собственные слова, сказанные той первой ночью, когда она пыталась достучаться до его сознания.
– Разве я выдумываю, Бринн? – спросил Малик.
– Конечно, нет, – улыбнулась она. – Я рассказывала тебе о Гвинтале и не думала, что ты запомнишь мои снова.
– А я и не запоминал, – зевнул Малик. – Твои слова сами пришли ко мне.
– Но ты же уверяла, что Малик не просыпался той ночью, – осторожно начал Гейдж Дюмонт. – Или ты солгала мне?
– Я сказала правду. – Бринн смазала бальзамом холст и снова принялась бинтовать рану. – Просто я пытаюсь объяснять тем, кто уходит в иной мир, что мы очень хотим, чтобы они вернулись обратно. Тогда мне приходится проникать глубоко в душу, как его удалось е Маликом.
– Не слишком ли смело сказано? – недоверчиво заметил норманн. – Не высоко ли ты занеслась?
Бринн смерила его взглядом.
– Я делаю все как надо. Если ты умеешь делать лучше, то лечи его сам. Я всегда знаю свои возможности и отношусь к ним с уважением и пониманием.
– Ты очень умная, – поспешил вступить в разговор Малик, – и Гейдж его признает. Гвинтал, сдается мне, необычайно красивое место. Любому захотелось бы туда вернуться.
Бринн с облегчением вздохнула и посмотрела на него.
– Да, там замечательно. Я никогда не встречала более красивого и тихого места на этом свете.
– Тихого? – В вопросе Гейджа сквозила насмешка. – Я вообще сомневаюсь, что такое место есть на земле.
– Потому что ты, как и все воины, стремишься больше убивать и калечить других и думаешь, как бы получше это сделать. Гвинтал не знает войн.
– С трудом в это верится.
– Это дело твое.
Гейдж Дюмонт, определенно, само насилие, жестокость и неукротимая ярость. Он никогда не примет и не поймет Гвинтал, Только в общении с Маликом оставляла его обычная угрюмость и воинственность, казалось, будто яркий луч света пробивался сквозь густые грозовые облака, которые плотным туманом накрывали и обволакивали всех и вся на своем пути. А что, если эти лучи упадут на кого-нибудь другого? Наверняка это будет пострашнее, чем кромешная тьма.
