— Я-то знаю, что я видела! — прошипела старуха; ее костлявая шея дергалась, как у рассерженной курицы. На сухих, поджатых губах выступила пена.
— Что, дьявол тебя забери, можешь ты знать о том, как мужчина спит с женщиной, Леона Уоткинс? — Вход в фургон закрыла своей объемистой фигурой Ма.
За спиной ее показался Зик. Было заметно, что он едва успел натянуть штаны поверх кальсон, которые носил круглый год, отчего они выцвели до бледно-розового оттенка. Его волосы торчали со сна во все стороны под самыми невообразимыми углами, и в целом Зик Лэнгстон являл собой зрелище довольно комичное. Но при виде него физиономия Леоны Уоткинс еще больше вытянулась.
— У тебя же только одна дочь. Видать, тебе повезло в тот единственный раз, когда ты была со своим благоверным!
Лицо Леоны побелело как снег и залилось затем ярчайшей краской. Губы что-то беззвучно шептали.
— Я не стану слушать эти гнусности! — наконец возопила она, поворачиваясь вновь и ища глазами Грейсона. — А что вы, которого мы выбрали начальником, собираетесь делать с теми, кто живет во грехе, — а в караване ведь дети?
Устало вздохнув, Грейсон покачал головой. Его супруга, всегда отличавшаяся терпимостью, была ошеломлена, когда ни свет ни заря к их фургону примчалась старуха Уоткинс с известием о том, что мистер Коулмэн и «эта бесстыдная шлюха» спят вместе в его фургоне. Грейсон вначале не поверил. Он видел страдания Росса, когда угасала Виктория. Видел опустошение на его лице, когда некрашеный сосновый гроб опускали в землю. Помнил, как Росс сердился, когда Ма привела ему эту девушку, чтобы ухаживать за его сыном. Грейсон не верил, что Росс сейчас вообще способен на близость с женщиной — в особенности с той, которую презирал столь открыто.
Но при этом Росс был мужчиной. И мужчиной молодым. С натурой более живой и, как подозревал Грейсон, более чувственной, чем у многих, кого он знал. А девушка отнюдь не была дурнушкой — сейчас, когда ее отмыли и приодели, это стало особенно очевидным.
Он взглянул на Лидию, затем в замешательстве опустил глаза. Какой мужчина на месте Росса Коулмэна не совершил бы того же? Или, по крайней мере, не оказался бы на грани соблазна. Девушка — к чести ее или, наоборот, на пагубу — сделана из того же теста, из какого пекутся самые фривольные мужские фантазии. Он храбро поднял взгляд на Коулмэна — и вздрогнул от темной ненависти, заострившей черты его бронзового от загара лица. Зеленые глаза Коулмэна недобро блестели.
