Пока я заливал бензин в передний бак и добавлял в мотор масло, он преспокойно продолжал летать, полет за полетом. В поле стояли люди, дожидавшиеся своей очереди, и, похоже, он не хотел их задерживать.
Тем не менее, я улучил момент, когда он помогал супружеской паре выбраться из кабины, и подошел к нему.
— Дон, как у тебя с горючим? Бензина не надо? — я стоял у крыла его самолета с пустой канистрой в руке.
Он посмотрел мне в глаза и озадаченно нахмурился, как будто я спросил, не нужно ли ему немного воздуха, чтобы подышать.
— Нет, — сказал он, и я почувствовал себя первоклассником-двоечником с «камчатки». — Нет, Ричард, мне не нужно бензина.
Это меня задело. Я кое-что смыслю в авиамоторах и горючем.
— Что ж, — вспыхнул я. — Ну, а как насчет урана?
Он расхохотался, и это тотчас же меня смягчило.
— Нет, спасибо, я уже заправлялся в прошлом году.
В следующую минуту он уже опять сидел в кабине, разворачивая свой самолет для очередного сверхъестественного взлета.
Мне хотелось, чтобы все эти люди поскорее ушли отсюда, чтобы я смог спокойно улететь куда глаза глядят, найти где-нибудь большое пустое поле, сесть, подумать, написать обо всем этом в моем летном журнале и, может быть, сделать кое-какие выводы.
Пока Шимода приземлялся, я отдыхал, стоя рядом с «Флитом». Наконец, он подрулил ко мне, мотор «Трэвел Эйр» оглушительно ревел. Я подошел к его кабине.
— Сегодня я налетался, Дон. Я хочу отдохнуть где-нибудь подальше от городов. С тобой было приятно полетать. Когда-нибудь увидимся, о'кей?
— Он и глазом не моргнул.
— Еще один полет, и я составлю тебе компанию, человек давно ждет.
— Ну, хорошо.
Человек ждал, сидя в инвалидном кресле. Все его тело было искорежено, как будто вдавлено в кресло гравитацией, но он хотел лететь. Вокруг стояло человек сорок-пятьдесят, некоторые сидели в машинах, ожидая, как Дон будет сажать его в самолет вместе с креслом.
Он не обращал на них никакого внимания.
— Вы хотите лететь?
Человек в кресле вымученно улыбнулся и кивнул куда-то в сторону.
— Так давайте полетим, вперед! — сказал Дон, как будто он разговаривал с кем-то, кто давно ждал своей очереди вступить в игру, сидя на скамейке запасных.
Сейчас, по прошествии времени, я вспоминаю, что мне тогда показалось странным то напряжение, с которым он говорил. Оно было ненавязчивым, но, тем не менее, фраза прозвучала как приказ встать и идти и, во что бы то ни стало, сесть в самолет. То, что произошло дальше, было похоже на финал последнего акта спектакля, в котором этот калека только играл роль инвалида. Это было похоже на заранее отрепетированную сцену. Какая-то сила вытолкнула его из кресла, он бросился вперед, сам себе удивляясь, и почти побежал к самолету.
