— Уходите! Я закричу!
— Господи! Да не то уж вы совсем слепая или дура? Любящие мужья не отказываются признаться в этом своим женам, — халат Салтыкова расползся на груди так, что Мари увидела поджарый, крепкий живот графа и, помимо своей воли, подивилась опять, как при таком чудовищном аппетите, он умудряется сохранять безупречную форму. Но вслух она возмутилась.
— Вы подслушивали за дверью! Что ж… Для бесчестного человека это позволительно. Я не удивлена.
— Тогда и вы бесчестная женщина, Мари, — Салтыков сладко улыбнулся.
— Да как вы смеете? — она чуть не плакала.
— Вы вчера тоже подслушивали под дверью у своей экономки. Не отпирайтесь. Я нашел капли воска на полу. Слуги не пользуются восковыми свечами, значит, это были или вы, или Рихард. Муж ваш не пошел бы среди ночи в комнату к Лизхен, у него нет в отношении нее никаких желаний, я узнавал, прежде чем… ну, вы понимаете, — граф подмигнул совершенно покрасневшей от стыда и смущения Мари.
— В России такой обычай? Узнать у хозяина дома, не спит ли он со служанкой? — попыталась она защищаться.
— Насколько я понял, фройляйн Риппельштайн не служанка в этом доме, — невозмутимо ответил Салтыков, сделав вид, что не заметил едкого сарказма в тоне Мари. — Она что-то вроде… Мы называем это — «приживалка». Не служанка, а такая подружка, что всегда под рукой. Не так ли?
— Лизхен… Она мне как сестра, — еле выговорила Мари.
— Даже после того, что вы узнали сегодня ночью?
Баронесса фон Штерн не нашла, что ответить. Несмотря на всю наглость и развязность, русский граф продолжал ей нравиться, еще ни один из мужчин в ее жизни не предпринимал попытки поговорить с ней по душам. Впрочем, Мари много раз слышала от Рихарда, что русские очень странный народ. Они непредсказуемы в своих действиях и подчинены более чувству, чем разуму. Мари всегда хотелось встретить такого мужчину, который не прикидывал бы своей выгоды, вступая в отношения с женщиной. Увы, век трубадуров и прекрасных дам прошел, и меркантилизм воцарился в головах людей. Даже Рихард, будучи влюбленным, спокойно обсуждал с будущим тестем, виконтом де Грийе, вопросы приданого, торгуясь по каждому пункту, как истинный немец. Может быть, то безрассудство и внутренняя свобода, что горели в глазах Салтыкова и покорили сердце Мари? Впрочем, она не могла себе позволить такого легкомыслия как любовь с первого взгляда.
— Итак, вы по-прежнему не хотите поговорить со мной о вашем муже? Я мог бы поведать вам много интересного, — Александр сделал паузу. — Например, о молодой герцогине Браунгшвейгской… — добавил он с расстановкой.
