— Вроде Сайласа?
— Да.
— А потому разочарованы?
— Нет, скорее удивлена. — Она слегка наклонила голову набок. — Скажите, откуда вы к нам пожаловали?
— До этого я служил в Сент-Луисе.
— Отчего же вы оттуда уехали?
— Неужели это так важно?
Она виновато улыбнулась.
— Видите ли, раньше по долгу репортерской службы мне приходилось интересоваться деятельностью городского правительства. Извините, что начала приставать к вам с вопросами. Просто при виде окружного прокурора во мне невольно проснулся старый журналистский инстинкт.
На его губах появилось некое подобие улыбки.
— Что ж, будем говорить начистоту. В Сент-Луисе на служебной лестнице я занимал одну из низших ступенек, а перспектив роста не было никаких.
Она понимающе кивнула:
— Остается только удивляться, почему мы не встречались раньше.
— А разве такая возможность существовала?
— Я частенько наведывалась в зал судебных заседаний. Мой покойный муж был членом городского совета.
— Знаю.
— Вы лично знали его?
— Встречались несколько раз.
Вернувшись за свой стол, он сел в рабочее кожаное кресло и надел очки. При этом лицо его нисколько не утратило своей привлекательности. У Кари не вызывало никаких сомнений то, что этот человек далеко пойдет, если решит остаться на стезе служения обществу. Хорошие внешние данные в таком деле не помеха. Скорее наоборот…
В нем было под два метра роста. Отлично скроенный пепельно-серый костюм не скрывал поджарого, мускулистого тела. Его движения были уверенны и изящны, волосы безупречно подстрижены, и все же в прокурорской прическе оставалось что-то от мальчишеской взъерошенности — именно то, что большинству женщин так нравится в мужчине. Его волосы были темно-каштановыми, отдельные пряди — с красноватым отливом.
Высокий лоб Хантера Макки говорил о недюжинном уме. Густые брови изгибались дугами над глазами, которые были ни серыми, ни зелеными, а какого-то другого, глубокого цвета, напоминающего старый мох на древесном стволе. Высокие скулы расходились в стороны от аристократического носа. Очертания губ отличались изяществом и совершенством, причем нижняя была чуть полновата, что должно было свидетельствовать о его чувственности. Рот был широк. Кари представила себе, как он улыбается. Воображаемая улыбка получилась весьма сексуальной.
Несколько секунд он молча смотрел на нее из-за своего стола, а потом тихо произнес:
— Весьма сожалею по поводу случившегося с вашим мужем.
— Благодарю вас. — «Неужели он вызвал меня лишь за этим? — удивилась она про себя. — Соболезнования мог бы выразить и по телефону».
