— Кто вы? — вскрикнула я. — Вы — сумасшедший? Любите пугать публику своими откровениями?
Но этот гад снова пропустил мои слова мимо ушей. Он говорил и говорил, его челюсти, как жернова, перемалывали ужасные признания:
— Они нарисовали на ее высоком чистом лбу раздвоенное копыто. Нарисовали ее же кровью. Они попрали все святое... Тот, кто расчленил тело моей Мэри, понесет жестокое наказание. Он заплатит дороже, чем остальные сатанисты. Нет, это не оккультизм, это преступление. Они все заплатят, и очень дорого...
Внезапно незнакомец исчез — растаял в воздухе, как сизый туман. Потом неожиданно появился снова, причем лицо его стало огромным.
— Слушайте меня, — произнес он загробным голосом. — Вы должны помочь разыскать убийцу. Я должен отомстить, и я отомщу! Справедливость восторжествует!
Он помолчал. Я тоже не открывала рта. Тогда монстр продолжил свой монолог:
— Они все виновны, все, кто был тогда в подвале, в том числе и Джон Меннинг...
— Да отстаньте вы от меня, — не выдержала я. — Не знаю я вашего Джона Меннинга.
Вряд ли незнакомец разобрал эту реплику, потому что зубы мои выбивали отчаянную дробь. Дрожа от страха, я еще выше натянула одеяло.
— Грехи отцов переходят на их детей, но вы можете искупить грех отца, — ответил мне этот сумасшедший.
Его синюшное лицо вдруг заколыхалось, затуманилось.
— Я приду еще раз... Мы поговорим... Скоро... И исчез. Испарился.
Нервы мои были напряжены до предела, сердечко колотилось, как у пойманной птички. Что происходит? Кто этот человек? А может, я сошла с ума? Неужели я подвержена галлюцинациям?
Я принялась трясти головой, чтобы сбросить остатки сна и окончательно протрезветь. Боль из висков переместилась куда-то в область лба. Лоб стал тяжелым-тяжелым, я не удержала голову и уткнулась носом в подушку. «Сейчас умру». Как ни странно, но эта мысль успокоила меня, и я уснула крепким сном.
Открыв глаза, я увидела Селестину.
Голова моя больше не болела, хотя я слышала какой-то гул и звон. Глаза открылись с трудом, но все же открылись, что, несомненно, было личной победой. Слава Богу, утро. У зеркала вертится Селестина. Она в белом бюстгальтере, отделанном тончайшими кружевами, и белых трусиках.
— Привет, — сказала я и не узнала своего голоса: он принадлежал не веселой девушке Мэвис, а какой-то мегере-алкоголичке.
— Привет, Мэвис, — ответила Селестина. — Ну, как ночка?
— Удалась. Спасибо, что разбудила.
— Пустяки.
Она взяла щетку и принялась расчесывать волосы, корча в зеркале премиленькие гримасы.
