– Чепуха, любовь моя, – мило улыбнулся в ответ тот. – Я же лучший фотограф в округе. Почему бы не запечатлеть событие для вечности? Я сниму церемонию на видео.
Кристина чмокнула его в щеку.
– Ты совсем не такой плохой, каким хочешь казаться, – сказала она, пальцем стирая с его щеки след помады. – Мама и папа будут в восторге.
– Не забудь о своих словах, когда будешь ворчать насчет фото для «Вэнити фэр».
– Ворчать?! Ты, должно быть, меня с кем-то спутал.
– Мне знаком этот взгляд, любовь моя. Пора опять приниматься за работу.
Кристина улыбнулась, но возражать не стала. Она устала от изматывающего эмоционального напряжения. Ей надоело то и дело натыкаться на предметы, вызывающие целый рой непрошеных воспоминаний. Сегодня утром опять все повторилось. Она вдруг увидела себя маленькой девочкой, сидящей в стороне с книжкой, в то время как ее братья и сестры сновали туда-сюда, в конюшню и обратно и учились бросать лассо. Она не такая, как все вы, говорили соседи ее родителям. У этой девочки другое на уме.
Долгое время она считала себя чуть ли не подкидышем, оставленным у порога их дома какой-то волшебницей со странным чувством юмора. Кристине не нравились пикники с размахом, не нравилась пыль, не нравились разговоры у загонов о течках коров. Ей хотелось праздника, новых лиц, новых мест, быть чем-то большим, чем одной из семерых ребятишек Кэннонов.
Она любила свою семью и жизнь готова была отдать за них, но в глубине души всегда знала, что судьба уготовила ей иную участь. Ее братьям и сестрам все так легко давалось: любовь, женитьба, замужество, дети… и все было так же предсказуемо, как весна и зима, как день и ночь. И самое странное, они были благодарны Богу за то, что имеют, и искренне благословляли каждый посланный им день.
Кристина видела это умиротворенное счастье в глазах Нэт. О, Нэт любила послушать последние голливудские сплетни, узнать о новых бродвейских мюзиклах, наделавших шуму, а больше о том, что творилось за кулисами, но Кристина точно знала, что Нэт ни секунды своей заполненной тяжкой работой жизни не променяет на жизнь Кристины.
– Ты давай заканчивай с галстуком, а я пойду поменяю серьги.
Слейд был на редкость проницателен, а Кристина недостаточно хорошо владела собой, чтобы спрятать переживания поглубже. Он все ловил на камеру, и Кристина вдруг испугалась, что на страницах журнала она вдруг предстанет с обнаженным сердцем, что еще хуже, чем предстать нагой.
