Маргарита расположилась в одной комнате, молодая гречанка в другой, а Генрих всю ночь только и делал, что сновал между ними, одетый более чем легко.
Наутро у каждой был довольно помятый, но довольный вид.
Впрочем, в своих «Мемуарах» Маргарита Наваррская признается: «Король, мой муж, сильно влюбился в Дейель, что, однако, ему не помешало и мне оказать честь и проявить дружеское расположение, о каком я только могла мечтать…»
* * *
После длительного пребывания в Тулузе, 15 декабря 1578 года, Маргарита въехала наконец в Нерак, свою столицу.
Старый замок, принадлежащий дому Альбре, был далеко не так благоустроен, как Лувр. Не было в нем и привычного веселья. Принцы-гугеноты, окружавшие Генриха Наваррского, отличались суровым нравом, демонстрировали сверх добродетель и презрительное безразличие к увеселениям.
Марго же, наоборот, обожала роскошь, удовольствия, балы, и потому она решила, не откладывая в долгий ящик, изменить тягостную атмосферу, царившую в Нераке.
Сразу же по своем приезде она устроила несколько веселых танцевальных вечеров, во время которых Гийом Распо и его друзья привели наваррцев в замешательство, сыграв для них танец «Вольта» в новом трехдольном размере, от которого Генрих III был просто без ума и который немцы впоследствии окрестили Walzer, прежде чем он распространился повсюду под названием «вальс»…
Так как первые танцевальные вечера пользовались очень умеренным успехом, девицам из Летучего эскадрона было поручено как следует расшевелить протестантов. И им это удалось гораздо лучше, чем упомянутому танцу, потому что все они были восхитительны и славились способностью зажечь самых целомудренных. «В результате, — пишет один хронист, — дворяне очень быстро переняли привычку, танцуя с дамами, все чаще класть руку значительно ниже талии, хотя все, что было выше, выглядело не менее аппетитно». Короче, под благотворным влиянием Марго замок в Нераке очень скоро превратился в настоящий дом терпимости, а единоверцы Наваррца, избавившись от своих комплексов, научились видеть жизнь в ином свете.
Сюлли рассказывает в своих «Мемуарах»: «Отныне для придворных любовь стала самым серьезным занятием; смешение двух королевских дворов, ни один из которых не уступал другому в галантности, привел к неожиданному для всех результату: придворное общество безоглядно отдалось удовольствиям, пирам и галантным празднествам».
Неудивительно, что такая атмосфера сильно влияла на речь людей. Любые шутки, даже самые развязные, считались приемлемыми. Однажды кто-то сказал Екатерине Медичи (у нее была репутация любительницы мужчин хорошего телосложения, «то есть мужчин, имевших инструмент любви значительных размеров»), что протестанты дали самой большой пушке прозвище «королева-мать». Флорентинка поинтересовалась, почему.
