Она должна была ударить его по руке — но не сделала этого.
Кончиками пальцев он слегка касался ее ушка, нежно лаская ее, отчего у нее захватило дух. Ни один мужчина, кроме ее папы, не трогал ее с такой нежностью; она даже не знала, что другие мужчины вообще способны на это. Его глаза не отпускали ее, как будто просили о чем-то, как будто видели что-то внутри ее, то, что она не хотела ему сейчас показывать, и заставили ее почувствовать, что однажды она сама захочет это ему показать.
Наконец она опустила глаза и отстранялась от его прикосновений, — Я недостойна того, чтобы меня спасали, — прошептала она хрипло и начала протискиваться мимо него, надеясь уйти.
Он коснулся ее талии и мягким, плавным движением повернул к себе. Ей следовало знать о том, что должно было случиться потом, — и, возможно, она это знала, — может быть, в какой-то мимолетный миг слабости и смятения она желала, чтобы это произошло, Все случилось очень быстро и легко, без колебаний или паузы, но она могла бы сопротивляться, если бы только захотела. Он положил свою ладонь ей на талию, привлек ее к себе, так что она почти касалась его своей грудью. Она выставила ладони, чтобы защититься от его рук, но была слишком ошеломлена, чтобы оттолкнуть его. Он взял ладонью ее подбородок и нежно поднял ее лицо. Она увидела его глаза.
Его губы коснулись ее губ.
Какими мягкими были его губы! Они были как бархат, они были такие теплые, такие приятные! Энджел думала, что его лицо грубое, как наждачная бумага, а оно было гладким, теплым, слегка пахнущим лавровишневой водой. Она почувствовала жар, который поднимался внутри ее, он шел от него и делал ее еще горячее… и то, как билось ее сердце, сначала неловко колотясь в груди, а затем разбилось на ломаные маленькие вибрации так быстро, что у нее закружилась голова. Ее горло сжалось, и от изумления она ощутила странную пустоту в животе, как будто кто-то ударил ее между ребер, и такими непонятными были боровшиеся в ней эмоции, что ее мышцы стали мягкими и податливыми. Ничего из этого не должно было происходить с ней только из-за того, что ее целовал Адам Вуд.
Но все это с ней происходило. Она задохнулась, и ее голова кружилась, когда его губы упивались ею, нежно вытягивая из нее и вызывая к жизни все, что было для него важно. Его рука на ее спине была твердой, его мышцы под ее пальцами напряглись, и, стоя рядом с ним, она плавилась как воск, погружаясь в него, пока жар, обжигавший ее лицо и горевший в ее теле, не вспыхнул в ее груди и в животе, там, где соприкасались их тела. Его тело рядом с ней было твердым. Там, где она была слабой и податливой, он был сильным. На одно бесконечное мгновение он забрал ее разум себе, он держал ее тело и заставил его отвечать на его команды, он наполнял ее ощущениями и делал ее своей.
