В городе воцарился ужас. На закате дня жители баррикадировались, и даже кабачки закрывали двери, не впуская запоздалых клиентов.
Ни разу не пересеклись пути ночного дозора и зверя. В замке же, наоборот, многие служанки замечали его на поворотах коридоров. Одна из них так испугалась, что лишилась чувств, а потом и ума. Жеан ощущал себя одураченным и абсолютно бесполезным: чудище будто издевалось над ним, оказываясь всегда в месте, противоположном тому, где он его подкарауливал.
Ода больше не покидала свою комнату, самое большее — она приоткрывала дверь, чтобы принять горшок супа и круглую буханку хлеба.
— Я должна привыкать к заточению, — заявила она Иране. — Следите, чтобы мне приносили глиняную посуду, я буду разбивать ее. Таким образом, никто уже не воспользуется ею после меня. Ну а если кто-то будет удивляться, придумайте что-нибудь. Например, говорите всем, что я ужасно неловкая.
Дни свои Ода проводила, стоя на коленях перед ковчежцем и страстно молясь; она вызывала жалость в своей глухой, до шеи, одежде, словно вынуждена была прятать от людских глаз увядание своей больной плоти.
Дориус терял терпение, его угрозы перемежались умоляющими просьбами. «Зверь нашептывает мне разные гадости», — говорил он. Однако монах воздерживался повторять их вслух.
— Нам грозит опасность, — твердила Ирана. — Когда станет известно о болезни Оды, нас тоже посчитают зараженными, и не исключено, что заставят удалиться в лепрозорий вместе с ней. Говорю тебе: надо срочно сматываться.
Но события приняли другой оборот. Однажды утром на обочине дороги нашли мертвого разносчика. Он лежал на спине, подмяв под себя содержимое своего лотка. Его губы посинели, словно кровь уже свернулась в венах, в руке было надкусанное яблоко.
Затем пришла очередь дроздов, больших любителей зрелых плодов. Их находили под деревьями, лапками кверху; скованные смертью, они походили на сухие веточки.
Вскоре из болот появились сине-черные лягушки, они раздувались и лопались. Рыбы выплывали из воды животами вверх — тоже мертвые.
— Все это проделки озлобленного зверя! — кричал все тот же фанатик на рыночной площади. — До вас еще не дошло, что он явился отомстить за отравителя Гомело? Это он его создал! Зверюга бродит вокруг города и облизывает плоды, висящие на деревьях, чтобы оставить на них свою отравленную слюну. Он мочится в болота, пруды, чтобы наполнить их своим ядом. Гомело нам верно сказал: вы все подохнете от яда. Фрукты будут отравлены и овощи… Подохнут и животные, высунув почерневшие языки. Молитесь, испрашивайте помощи у Бога, она вам потребуется. Наша Голгофа только начинается.
