Жеану все надоело, и он чувствовал себя таким усталым, что мечтал поскорее уйти и обо всем позабыть.
— Я прощаю тебя, — прошептал он. — Я, и только я…
— Красиво сказано, рыцарь, — произнес за его спиной мужской голос. — Что касается нас, то мы не столь снисходительны.
Жеан обернулся. На опушке, куда выходила тропинка, стояли трое в черных плащах. Суконщик Пьер, его брат и сестра. Семья бедняги Гомело. Позади — трое вооруженных солдат, очевидно, наемники, нанятые для эскорта.
— Вы здесь? — удивился Жеан.
— Мы всегда следовали за вами, — спокойно сказал суконщик. — С тех пор, как мы вас наняли. Мы знали, что вы в конце концов выясните правду. Вы привели нас к той, которая виновата в смерти Гомело; это все, что нам надо. Остальное вас не касается.
Заметив, что Жеан собрался возражать, Пьер поднял руку.
— Ну, ну, — примирительным тоном сказал он. — Не нужно разыгрывать благородного рыцаря. Мы пришли не одни, и мне будет крайне неприятно, если вами займутся мои люди. Вы молодец, прекрасно поработали. Не защищайте эту женщину, она не заслуживает, чтобы за нее умирали. Вам известно, что я всего лишь требую справедливости, это мое право.
— Мне не нужен адвокат! — взвизгнула Ирана, шагнув к нему. — Я не хочу оспаривать ваш приговор. Я в ваших руках, покончим с разговорами. Кончайте же и со мной: прикажите вашим солдатам пронзить меня мечами. Я не взываю к вашей жалости.
Пьер отрицательно покачал головой.
— Очень хорошо, миленькая, — все так же спокойно сказал он. — Меня радует ваше настроение. А то я боялся, что придется прибегнуть к насилию. Вы избавляете нас от отвратительного зрелища. Но о мечах не может быть и речи… Слишком быстрая смерть… Хотелось бы, чтобы вы умерли от того, в чем преуспели: вы примете яд, который щедро расточали: я велел алхимику восстановить его по вашему же рецепту.
Пьер высвободил из плаща руку. На ладони лежал черный флакончик.
— Как вам угодно! — бросила Ирана, схватив флакон. — Я слишком долго ждала. Не будь Жеан таким нерешительным, вы лишились бы удовольствия видеть меня с пеной у рта.
Проводник хотел перехватить поднимавшуюся ко рту руку молодой женщины, но один из солдат преградил ему путь. А Ирана, вынув пробку, уже вливала в себя содержимое флакона.
— Яд разбавлен, — уточнил Пьер. — Действует не сразу. Вы будете умирать мучительной смертью, часов пять-шесть, а мы до последней минуты станем наблюдать за вашей агонией. Предупреждаю, что не пошлю за исповедником, даже если вы будете умолять меня. Хочу, чтобы вы прямиком спустились в ад.
