В то время как Сара казалась простой и довольно безобидной девушкой, от Патрика и других людей, работавших в Букингемском дворце, я слышала ужасные истории об Эндрю. Он, подобно Чарльзу, был сильно избалован и требовал, чтобы все в доме угождали ему и исполняли малейшее его желание. Мне объяснили, что в этом нет его вины — просто он являлся продуктом системы, которая позволяла получить практически все, что он захочет.
В его характере было что-то детское, никак не вязавшееся с обликом этого плотного двадцатишестилетнего мужчины. Джеймс потом рассказывал мне, что Эндрю был очень похож на своего отца, герцога Эдинбургского, и, вне всякого сомнения, являлся любимым сыном королевы. Ему по наследству передались резкость и прямота, которые могли несколько обескураживать, пока ты не понимал, что это всего лишь способ выходить из щекотливого положения. В отличие от Эдварда, Эндрю держался настоящим мужчиной, чье типичное для Виндзоров чувство юмора находило выход в грубых, жестоких и неприличных шутках. Под стулья гостей постоянно подкладывались взрывпакеты, а испускание газов было у него главной темой розыгрышей.
Джеймс также говорил, что если Эдвард стеснялся одеваться и раздеваться в присутствии слуг, то Эндрю получал удовольствие, разгуливая нагишом по комнате и раздавая указания, пока прислуга торопливо убирала мокрые полотенца и разбросанную по кровати грязную одежду.
Джеймс вспоминал, как в один из уик-эндов он с Эндрю и его телохранителем собирались на охоту. Принц только что вышел из ванны, когда прозвенел звонок.
— Входите, входите, — крикнул Эндрю, когда Джеймс постучал в дверь. — Куда подевались эти проклятые черные носки — те самые, с полоской наверху?
Он стоял в центре комнаты совершенно обнаженный и вытирал волосы полотенцем. Другие, использованные, валялись в углу у туалетного столика. Джеймс посмотрел вниз, а затем поднял глаза — разговоры о легендарном мужском достоинстве принца оказались явно преувеличенными.
Он совершенно серьезно полагал, что слуги должны быть практически невидимыми, поскольку их обязанностью было служить, а не обсуждать его поведение. Поэтому служба у него считалась не самым приятным занятием в Букингемском дворце. Особенно огорчала работавших у Эндрю горничных и камердинеров его неаккуратность. По утрам приходилось собирать разбросанные по всей комнате мятые и грязные пижамы, которых у него было великое множество.
Вот один из примеров его грубости. В тот вечер Диана и Сара читали мальчикам сказки на ночь. Телефонный вызов по ошибке переключили не на буфетную, а в гостиную, где Эндрю просматривал журналы. Фрэнсис Симпсон, экономка Кенсингтонского дворца, не узнала его голос. Когда она спросила меня, Эндрю рявкнул: «Не та комната, идиотка!» — и бросил трубку.
