Все хохочут, а больше всех черноглазый, который понравился.
— Дурак! — визжит он. — Глухарь!
— Меня зовут Гликерией Петровной, — говорит, покраснев, учительница. — Садись.
Роман садится и видит перед носом на парте бумажку с корявыми буквами:
Роман оглядывается. Все сидят как ни в чем не бывало. Учительница говорит что-то вроде речи. Роман внимательно слушает. Вдруг у него начинает чесаться шея. Он трет ее рукой и достает свернутую бумажку, засунутую за воротник.
Черноглазый мальчишка давится от смеха. Роману обидно. Почему именно этот смеется? Он показывает мальчишке кулак.
— Скажу, — громко говорит черноглазый, и Роман, вздрогнув, прячет руку.
Пришел священник. Отслужил молебен, и ребят распустили по домам.
— А ты что знаешь? — спрашивает Романа во дворе черноглазый мальчишка.
— Закон божий… Арихметику…
— Дурак! — завизжал черноглазый. — Арихме-тика!.. Ребята, он говорит: арихметика…
Вдруг, сделав испуганное лицо, черноглазый попятился от Романа.
— Что у тебя на груди? — крикнул он. Роман, ничего не подозревая, нагнул голову, чтобы посмотреть. Черноглазый дернул его за нос.
— Расти большой! — крикнул он.
Ребята захохотали. Роман, недоумевая, оглядел ребят и, поняв, что над ним смеются, треснул черноглазого прямо по носу. Потасовка продолжалась недолго, и Роман вышел из нее победителем, хотя и с синяком.
Домой возвращался гордый и чувствовал себя заправским бывалым школяром, а школа была теперь как родной дом.
В классе царил полумрак. Только над немногими партами горели спущенные на блоках лампочки, и несколько человек, тихо переговариваясь, проверяли задачи.
После первого столкновения во дворе Зелинский — так звали курчавого — не трогал Романа, но относился к нему враждебно. У него была большая партия приверженцев. Оценив это, Роман тоже не задевал его и только изредка огрызался, когда Зелинский вслух отпускал какую-нибудь штуку по его адресу. Роман еще ни с кем не дружил, и даже со своим соседом по парте Илюшкой Крякиным, большим, толстым мальчишкой с одутловатым лицом и пухлыми, всегда мокрыми губами, он еще ни разу не разговаривал.
Над Крякиным тихонько посмеивались, но он не то что не обижался, а просто не обращал на это внимания, хотя мог заставить всех замолчать, так как был самый сильный в классе.
Крякин словно не замечал Романа. Всегда он о чем-то думал, уставившись в одну точку сощуренными близорукими глазами и шевеля губами. Если же Крякин не думал, то обязательно читал. Читал он много и всегда приносил с собой толстые книги.
