— Мы следили за тобой с первого твоего шага, — сказал он. — И лодку тебе дал тоже наш человек. Не веришь?
Капитан приоткрыл дверь в соседнюю комнату.
— Посмотри, — предложил он.
Ашот посмотрел и чуть не вскрикнул от неожиданности. За столом как ни в чем не бывало сидел Сурен и пил чай. Пил чай и закусывал пирогом. Он искоса взглянул на Ашота и отвернулся. У Ашота язык пристал к нёбу!
Капитан закрыл дверь.
— Все очень просто, — объяснил он. — Он дал тебе лодку, а сам сообщил нам, куда ты пошел. Мы тебя встретили, и вот ты здесь.
«Все очень просто, — машинально про себя повторил Ашот. — Он дал нам лодку…»
— Сейчас мы его отпустим. А потом отпустим и тебя, если ты, конечно, скажешь, кто еще пошел на связь с красными, — говорил офицер.
«Сейчас его отпустят, — снова повторил Ашот. И вдруг его обожгла догадка. — А ведь Сурен не знал, что мы шли к доктору. Я и сам этого не знал! Как же тогда он мог об этом сказать?»
— Ну? — нетерпеливо спросил офицер.
Ашот молчал. Он думал. Думал, что ответить этому злому усатому человеку.
— Говори! — потребовал офицер.
— Я не знаю никакой пещеры, — повторил Ашот.
Глаза у капитана сузились.
— Врешь, — тихо выдавил он. — Все врешь, червяк…
«Значит, и шапку не нашли. А то бы ты сразу карту мне показал», — подумал Ашот.
— Врешь! — уже громче повторил офицер и снова, но на сей раз уже настежь, распахнул дверь соседней комнаты. — Оба врете. Но вы скажете правду…
Ашот снова увидел Сурена. И еще он увидел другого офицера, который сидел напротив чабана и держал в руке направленный на него наган. Теперь Сурен уже не пил чай. Он сидел сложа руки и смотрел на Ашота, и только сейчас Ашот заметил, как изуродовано лицо чабана. Правый глаз заплыл от удара. На щеке рубец от плети.
Потом капитан приказал поставить Ашота и Сурена друг против друга.
— Поговорите. Хотя бы поздоровайтесь, — улыбаясь, цедил он сквозь зубы. — Да пожмите же друг другу руки, черт возьми!
Солдаты насильно сунули руку Ашота в широкую ладонь чабана.
— Вот так, — одобрительно сказал капитан и вдруг что было силы хлестнул чем-то тонким и гибким по их рукам. Острая, как от каленого железа боль пронзила руку Ашота. Он вскрикнул. Но тотчас же сжал зубы.
— Не нравится… ведь это только самое начало… Десять плетей! — скомандовал Мещерский.
Солдаты повалили Ашота на пол, в кабинете засвистела плеть. На какой-то момент Ашоту показалось, что он теряет сознание. Удары буквально разрывали ему спину. Но он даже не стонал. Знал: пощады не будет все равно.
